Острова прошедшего времени

И только тут мы обратили внимание, что в долине, прямо на возделанных полях, клубилась пыль, доносились непонятные выкрики, суетились какие-то люди. Мы не могли издалека разглядеть их одежду и их лица, но видели, что все они вооружены длинными пиками. Многие были верхом на лошадях. Они носились взад и вперед в разных направлениях, собирались группами, скакали к стенам крепости и стремительно уносились обратно.

– Кажется, сейчас мы будем свидетелями штурма,– с тревогой оглядев нас, сказал дядя Альберт.

Темная масса конных и пеших медленно обтекала крепость со всех сторон.

– Скорее отсюда! – Дядя Альберт повернул к кораблю.

Но могли ли мы покинуть эту зримую историческую явь? Уйти, когда осаждавшие уже подкатили к воротам огромный таран? Глухо ухнул первый удар. За ним второй. Со стены к тарану отвесно вниз метнулась какая-то блестящая черная лента. Донеслись вопли.

– Вылили кипящую смолу,– сказал дядя Альберт. Он так же, как и мы, не мог оторвать глаз от зрелища штурма.

Удары тарана прекратились, осаждавшие отхлынули от ворот, но тотчас снова бросились к тарану. И снова раздался глухой удар.

За это время стены со всех сторон обросли лестницами, по ним быстро карабкались черные человечки, падали вниз, но следом за ними ползли другие. На стенах крепости уже кипел ожесточенный бой.

А таран по-прежнему мерно и глухо ухал, ударяя в ворота. Но вот звук ударов изменился, раздался треск, и ворота рухнули.

– Прочь, прочь отсюда,– потянул нас к кораблю дядя Альберт,– вы не должны этого видеть! Скорее!

Но мы не могли двинуться с места, стояли и оцепенело смотрели на происходящее.

Мы видели, как всадники ворвались в город, и потом все потонуло в пыли. До нас донесся жуткий рев тысяч людей, столкнувшихся в смертельной схватке, от этого рева дрожала и стонала под ногами земля. Мы стояли и не в силах были шелохнуться от ужаса. Там люди в неистовой ярости резали, кололи и рубили друг друга, кони топтали упавших, Ломались копья, земля обагрялась кровью.

Потом сквозь тучи пыли стали пробиваться красные языки огня, с пылью смешался черный дым огромного пожара. Дым расходился по долине и заволакивал сады. Ничего не было видно, только слышались страшные крики.

И тут заговорила Тонька:

– Скорее! Скорее отсюда! – Ее зубы стучали, глаза были круглыми от ужаса.

Опомнившись, мы побежали к кораблю. Дядя Альберт вдруг с испугом спросил:

– Где кот?

Мы осмотрелись. Кота не было. Потом обшарили все уголки нашего корабля. Кот как сквозь землю провалился.

Дядя Альберт схватился за голову.

– Какая непростительная оплошность! Славка осторожно тронул его за плечо:

– Да шут с ним, с котом, дядя Альберт. Пусть он остается тут. Будет ловить мышей, может, кто в дом пустит... Проживет как-нибудь...

– И правда,– с упреком сказала Тонька,– тут такой ужас творится на наших глазах, люди гибнут, а вы по какому-то коту убиваетесь...

– Да как вы не понимаете?! – закричал на нас дядя Альберт.– Кот сейчас важнее всего! Здесь не должно остаться от нас никакого следа, а о том, чтобы оставить в прошлом живое существо, не может быть и речи. О боже, как я мог допустить такое? Как мог?

Мы начали тихо, а потом все громче и громче звать:

– Кис-кис-кис-кис...

Этот день прошел как какой-то кошмар. Мы ходили вокруг корабля и уныло тянули свое «кис-кис-кискис», а из-за холмов до нас доносился несмолкаемый шум битвы.

Уже в пахнущих гарью сумерках мы, вконец утомленные, сели – каждый в свое сиденье – и молча заснули.

Сквозь сон я слышал, а может быть, мне так казалось, что кто-то страшно кричит, кто-то зовет на помощь. Я просыпался и тут же засыпал. Ночь пахла отвратительной гарью, из-за холмов поднимались к звездному небу клубы зловещего дыма.

Утром меня разбудила тишина. Она была полной. Как будто неразрешимое что-то таилось в ней. Быстро светлел восток. И вот на горизонте в грязном дыму возник багровый край солнца.

Позавтракав, мы отправились на поиски кота. Славка сказал, будто видел, как кот побежал в сторону города.

Поднявшись на гребень холма, мы увидели дымящееся пепелище. Воины, накануне осаждавшие город, с пленниками и захваченной добычей, видимо, поспешно скрылись в диком поле.

По мере того как мы подходили к разрушенному городу, становилось все жарче от догорающих построек. Дым бросало ветром то в одну сторону, то в другую, он окутывал окрестные сады с яркими поспевающими плодами, огороды с истоптанной капустой и горохом, уносился в степь, словно хотел догнать пришельцев из дикого поля.

У стен догорающей крепости там и тут лежали убитые воины. По кожаной одежде и обуви одних можно было определить, что это кочевники. Другие, светловолосые, босые, в светлых рубахах, были жители города. Кое-где трупы лежали, вцепившись друг в друга, как будто мертвые продолжали бой. Валялись сломанные копья, окровавленные рогатины, разрубленные и пробитые прямоугольные щиты.

– Печенеги,– определил дядя Альберт.– Мы попали в десятилетие наиболее ожесточенной борьбы славян с печенегами в конце прошлого тысячелетия – после сближения Руси с Византией.