Острова пряностей

Альфред Уоллес впервые увидел остров Кай в последний день 1856 года с палубы большой индонезийской прау. Об этом путешествии он мечтал уже два года — с момента прибытия в Индонезию. Каждый год, с приходом западных муссонов, несколько торговых лодок отправлялись на восток из Макассара (сейчас он называется Уджунгпанданг) — большого портового города, центра морской торговли Индонезии. Уоллесу удалось попасть на большое судно, направлявшееся на архипелаг Кай, чтобы забрать товары, а затем к еще более отдаленным островам Ару. Даже среди бывалых моряков такое путешествие считалось довольно рискованной затеей. Район плавания пользовался дурной славой: неосторожные путешественники часто подвергались нападениям пиратов и местных племен, известных своей враждебностью к чужакам.

На островах торговцы и матросы скупали жемчуг, чучела райских птиц, панцири черепах и трепангов, сушеные морские огурцы, которые в Китае считаются таким деликатесом, что до сих пор на них можно неплохо зарабатывать.

Уоллес от души радовался всему, что окружало его во время путешествия. Массивное деревянное судно, «по форме напоминавшее китайскую джонку», летело, подгоняемое западным муссоном, воздух был наполнен благоуханием, а море баловало путников безмятежным спокойствием. На неискушенный взгляд Уоллеса, сплетение множества канатов, служащих для управления парусами, больше напоминало лианы в джунглях, свисающие тут и там в полной неразберихе. Управление кораблем казалось таким же бессистемным. Команда состояла примерно из тридцати человек — в основном это были молодые мусульмане с Сулавеси, широколицые и добродушные, в шароварах и с платками на головах. Большую часть времени они бесцельно бродили по палубе, готовили пищу, положенное количество раз в день молились и любили поспать. Рулевыми были два более опытных моряка, которые сидели за парой длинных рулевых весел и удерживали судно на курсе, определяя время с помощью простейших водяных часов, представляющих собой половинку скорлупы кокосового ореха с небольшим отверстием, плавающую в ведре с водой. Мало-помалу вода проникала сквозь отверстие, и по прошествии часа скорлупа, полностью залитая водой, погружалась на дно ведра с тихим булькающим звуком. Уоллес проверил точность этих часов, сравнив их со своими наручными часами, и обнаружил, что «водяной» час отклонялся от астрономического не более чем на минуту в ту или другую сторону и не зависел от погодных условий и состояния моря.

В команде не было четкого распределения ролей и иерархии власти. Когда нужно было что-то сделать, все с готовностью принимались за работу, но при этом не отказывали себе в удовольствии выразить свое мнение и покомандовать, так что «не меньше дюжины человек одновременно отдавали приказы, и возникали такие неразбериха и гвалт, что казалось чудом, когда работа все-таки оказывалась выполненной». Уоллес с характерным для него уважительным отношением к чужой культуре принимал этот новый для него образ действий, понимая, что именно таким образом индонезийцы совершали свои морские путешествия в течение многих поколений: «Учитывая, что здесь было около пятидесяти человек из разных племен, говорящих на разных диалектах, а некоторые к тому же выглядели настоящими дикарями и лишь малая толика успела подвергнуться смягчающему нравы воздействию образования и христианской морали, мы чудесным образом справлялись со всеми трудностями пути. У нас не было ни ссор, ни драк, которые, несомненно, возникли бы в команде, составленной из такого же количества европейцев при столь же слабом руководстве, и на удивление мало разногласий и недовольства».

Капитан — наполовину индонезиец, наполовину голландец — выделил Уоллесу крошечную крытую соломой каюту на палубе. В высоту она была всего четыре фута, но здесь Уоллес держал охотничье ружье, коробки с коллекциями насекомых, одежду и книги, и мог отдыхать, лежа на слегка пружинящих сланях из бамбуковых стеблей. «Эта было самая уютная и удобная из всех кают, в которых мне доводилось обитать во время морских путешествий», — писал Уоллес, и здесь он чувствовал себя лучше, чем в «позолоченных и безликих салонах на первоклассных кораблях». Вместо запахов краски, дегтя и смазочных масел, преследовавших Уоллеса на современных судах, здесь он мог наслаждаться ароматами южных растений: бамбука и ротанга, кокосовых орехов и пальмовых листьев; здесь, закрыв глаза, он мог почувствовать себя в своем любимом зеленом тенистом лесу.