– Запала в память история про зачуханного, измотанного до предела пожилого пехотинца-пулеметчика, который добрался до сельца, откуда наши уже утекали… Отступление, немцы на пятках сидят, пора уходить. А тут в сельцо дочапал запыленный мужичок с пулеметом. И сам еле можахом, с трудом ноги волочит и пулемет с помятым кожухом и гнутым щитком, и всех личных вещей у солдата – короб с пулеметной лентой, даже сидора за плечами нет. Все суетятся, поспешают, уходят, а он как сел, так и сидит совершенно безразлично. Видно – не жилец. Кто повоевал, это уже сразу видел. Словно как на лице обреченного это проявлялось. От немцев удалось оторваться. И почему-то не преследовали. Ночью разведка пробралась посмотреть, что да как, почему немцы отстали. Громко сказано – разведка, пара мальчишек-сорвиголов. Выходило по наблюдению, что у немцев в этом сельце что-то сильно не срослось. Оказалось, тот солдат лег в бурьян у обочины и сколько было патронов – с пол-ленты – влепил в шедшую строем немецкую пехотную роту. Боевое охранение и авангард его проглядели, кто ж мог подумать, что это не хлам, обильно валяющийся на обочине дорог, где войска отступали. Пулеметчик же не окопался, ничем себя не проявил. А он пропустил боевое охранение, дождался, когда тело роты мерным походным маршем вошло на площадь этого сельца и с кинжальной дистанции по густой колонне… И промахнуться тут было невозможно, и немцы, хоть и были опытными вояками, а не ожидали такого. Да и втягивается человек в марш, работает ногами как автомат, потеряли они несколько смертельных для себя секунд. Жизни у пулеметчика оставалось совсем чуть-чуть, хватило только на одну длинную очередь, потом опомнившиеся уцелевшие немцы закидали его гранатами, а так как он еще шевелился, долго били штыками, не замечая в остервенении от пережитого страха, что перемазались в его крови сами и оружие перепачкали.
– А я читал, что немцы к героям относились с уважением и хоронили их с почетом, – замечает худенький очкастый санинструктор.
Павел Александрович поворачивается к нему:
– Приказ «Касательно погребения павших или погибших военнослужащих вооруженных сил противника» Верховное командование вермахта Az. 29 k AWA/W Allg (II) прямо запрещал германским военнослужащим оказывать какие бы то ни было почести погибшим военнослужащим из РККА. Категорически и без возможности иного толкования. Для остальных врагов рейха допускались почести, для красноармейцев – нет. Так что известные случаи похорон с почестями погибших наших воинов – прямое нарушение приказа ОКВ и личная инициатива конкретных командиров вермахта. Чистая самодеятельность. И надо отметить, запреты на похороны вообще куда чаще встречались.
– То есть немцы наших запрещали хоронить, что ли? – недоверчиво спрашивает очкарик, поправляя очки.
– Да. Недалеко ходить: морпехов из Петергофского десанта немцы запретили местным жителям хоронить под страхом расстрела, то же самое было и в Евпатории. И расстреливали гражданских за попытки похорон. И это не единичные случаи, а вполне себе норма…
– Точно, я тоже слыхал, – подтверждает полненький рыжеватый приятель очкарика.
– Фигня! Фетюк говорил, что у немецких офицеров было серьезное понятие о чести офицера, они всегда отдавали почести храброму противнику, просто наши не очень-то рвались воевать за Сталина, потому геройства мало было, – возражает паренек с нашивками сержанта на погонах.
– То есть немецкие офицеры вообще врать не умели? – не удерживаюсь я.
Сержант холодно глядит на меня и с высокомерием отвечает:
– Конечно. Они были людьми чести, не большевики сраные.
– Гм… А доводилось вам, молодой человек, видеть немецкие листовки для красноармейцев? Ну эти, ШВЗ – «штык в землю»? – спрашивает Павел Александрович.
Сержант быстро смекает – видно, он не так прост, понял, что ему роют яму: сейчас ответит – да, видел, тут же ему и вставят, что немцы обещали райскую жизнь для военнопленных красноармейцев, а сами их угробили в первую же зиму.
– Так листовки Геббельса, а он не офицер.
– Тут вы ошибаетесь. Листовки для красноармейцев сделаны отделом военной пропаганды при оберкоммандовермахт, работали они не под руководством Геббельса, только согласовывали общее направление. И командовал этим отделом полковник вермахта. И было в отделе аж пятнадцать тысяч человек. Да еще и не простых, а специально обученных, потому как показать работу танкового экипажа или экипажа самолета могли только разбирающиеся в вопросе люди. Так что пресловутые ШВЗ – творчество немецких офицеров. И ликвидация наших военнопленных – их же рук дело. И получается наглая ложь – и именно от немецких офицеров.
Сержант фыркает, демонстративно отходит и начинает, повернувшись к нам спиной, выхватывать из кобуры свой ТТ, взводить пальцем курок и прятать пистолет обратно в кобуру. Довольно ловко это у него получается.