Остров Таусена

— Ну, — сказал Рашков, — таким, как до болезни, он, конечно, не будет. Но несравнимо лучше, чем сейчас. А главное, развитие болезни остановится, и самочувствие, надеюсь, быстро улучшится.

Лицо Таусена помрачнело.

— Да, — сказал он, — каждое научное открытие вы обращаете на пользу человека, а я… я увлекался созданием курьезов: выводил гигантских собак, миниатюрных оленей и тюленей…

И Таусен угрюмо замолчал.

Цветков постарался переменить тему разговора и обратился к Рашкову:

— Как видите, Николай Фомич, ваше предсказание оправдалось: на неизвестном острове мы действительно нашли очень талантливого человека.

Хитро прищурившись в сторону Цветкова, Рашков сказал:

— Вот что, дорогой Таусен: ваши экспериментальные утки иногда улетали к югу… Очевидно, их заносило ветром… Разрешите спросить: какими способами вы добились линьки уток?

Цветков взглянул на Рашкова:

— Как? И это спрашиваете вы — тот, кто первый предложил метод кормления птиц щитовидной железой для искусственной линьки?! — И вдруг спохватился: — Конечно, одинаковых результатов можно достичь разными путями. Ведь то, что у нас давно удавалось с гусями, до сих пор очень плохо получалось с утками.

Значит…

— Значит, вы снова проявили непростительную рассеянность, — докончил за него Рашков.

— Действительно! — с досадой сказал Цветков.

— Итак, — любезно обратился Рашков к Таусену, — вы разрешили задачу, с которой мы еще до сих пор полностью не справились. Следовательно, я имел полное основание допустить, что речь идет о неизвестном, безусловно талантливом… (он чуть не сказал — чудаке), — и тут же перебил себя: — Что же все-таки вы делали с этими утками?

— То же, что вы делали с гусями, — ответил Таусен. — У меня утки также вначале не поддавались действию щитовидной железы. Уже на острове я применил добавочное воздействие витаминами и вытяжками из печени, и мне удалось разрешить эту теоретическую проблему.

— Напрасно вы считаете ее только теоретический, — возразил Рашков. — Ведь теперь мы не только с гусей, но и с уток сможем собирать перо и пух несколько раз в году. И не только с домашних уток. Мы заведем на полярных островах громадные хозяйства и по пять раз в году будем собирать с живых птиц драгоценный гагачий пух. Ведь гага тоже относится к породе уток, — заметил он Гущину.

— Но это живой пух, — сказал Гущин, — а он жирен и тяжел, как нам объяснил академик Таусен.

— Академик Таусен вам объяснил правильно, но так как мы будем собирать пух примерно каждые два месяца, то он не успеет пропитаться жиром и отяжелеть.

— Простите… — обратился Гущин к Таусену. — Если уж начали задавать вам вопросы… Что это за лекарство вы нам давали, которое почти моментально залечило все ушибы и ссадины? И как быстро зажили раны Ганса и Отто!

— Наверное, витамин Е плюс… — заметил Рашков.

— Ну да, — подтвердил Таусен, — плюс еще другие витамины и гормоны из печени трески.

— А почему, — спросил Гущин, — здесь печень играет такую важную роль?

— В печени, — объяснил Рашков, — резерв витаминов. В ней их накапливается громадное количество. Кроме того, она великий дезинфектор организма: она обезвреживает яды, разрушает их или переводит в эфирные соединения. Наконец, печень накапливает большие количества гормонов и других биологически активных веществ. Так что здоровая печень — весьма животворный орган, потому и вытяжка из нее обладает целительными свойствами.

Таусен задумался и замолчал. И все молчали, глядя на его серьезное, сухое, почти без морщин лицо, на живые синие теплые глаза под выцветшими бровями. О чем он думает? О своем сложном и трудном прошлом, о тех долгих годах, когда он был оторван от мира без намерения когда-нибудь вернуться? Или о том новом и необычайном, что ему еще предстоит узнать?

XIX. Бывший покойник

— Ну-ка, бывшая моя вдова, — обратился Миронов к своей жене, напряженно следившей за беседой, — ты слушать-то слушай, а потчевать не забывай!

Таусен поднял брови:

— Оказывается, я совсем плохо знаю русский язык. Я думал… или это опять какое-нибудь поморское выражение… Вдова — ведь это жена покойника?

— Совершенно верно, — сказал Миронов.

— А вы говорите: «бывшая моя вдова». Выходит, что вы бывший покойник?

— Выходит так, — подтвердил Миронов.

— Но ведь это невозможно! — сказал Таусен. — Или вы так странно шутите?

— Товарищ Миронов не шутит, — вмешался Рашков. — Он действительно умер в госпитале во время Великой Отечественной войны.

— Тысяча восемьсот двенадцатого года? — уже окончательно растерявшись, спросил Таусен.

— Вот что значит оторваться от жизни! — заметил Гущин. — Великой Отечественной войной у нас называется война тысяча девятьсот сорок первого — сорок пятого годов против немецких фашистов.

— Но как же наш уважаемый хозяин мог умереть, если он жив? — все более изумлялся Таусен.

— Пожалуй, правильнее будет, если вы спросите наоборот, — заметил Рашков, — как он мог остаться в живых, если он умер?

— Ну, пожалуй так, — согласился Таусен.