Юрий вернулся к ней, тихонько прикоснулся к ее передней лапе и потянул к себе. Собака медленно вошла в комнату, сразу заполнив собой чуть не половину помещения.
Юрий закрыл двери.
Животное легло на пол у порога и стало лизать раны на лапах. Оно все время подергивало головой — видимо, рана на месте глаза мучила его.
Только теперь Юрий пришел в себя. «Откуда же взялся тигр, — недоумевал он, — и почему у него такая странная расцветка? Отчего Таусен не предупредил о возможной опасности? И что это за огромная собака? Почему Таусен до сих пор не показал ее и даже не упомянул о ней? Впрочем, он сказал вчера: «То ли вы еще увидите!»
Цветков уже начинал догадываться, в чем дело…
Снаружи заскрипел снег под быстрыми твердыми шагами. Отворилась дверь, вошел Таусен. Он казался смущенным.
— Что с Гансом? — торопливо спросил Цветков.
— С Гансом благополучно, — ответил Таусен.
Он подошел к продолговатой электропечи и вставил вилку шнура в штепсель.
— Я сейчас окажу помощь собаке, — сказал он, — и попрошу вас мне помочь.
Он подозвал собаку. Она неохотно поднялась на ноги, подошла ближе.
— У нее с этим помещением связаны некоторые неприятные воспоминания, — пояснил Таусен, подвигая под яркий свет лампы низенький белый стол.
— Операционный стол примитивный, — сказал он, — но я делал на нем довольно сложные операции, в частности вот этому животному.
Во взгляде собаки, устремленном на стол, было беспокойство. Однако она сидела неподвижно. А Таусен уже мыл руки под маленьким умывальником.
— Откройте-ка этот шкафчик, — говорил он Цветкову. — Там лежит чистая салфетка. Теперь подайте мне тот флакон с дезинфицирующей жидкостью. Налейте мне, пожалуйста, немного на ладонь. Сейчас я промою ему рану и перевяжу.
Бедное животное лишилось глаза.
Таусен ласково подозвал собаку и ладонью похлопал по столу. Собака нехотя приблизилась, но все же поднялась на стол.
— Достаньте, пожалуйста, марлю, бинты и иод…
Таусен стал укладывать огромное животное на операционном столе. Это оказалось возможным только потому, что собака не сопротивлялась, повинуясь каждому его движению и приказу. Быстро и ловко Таусен прежде всего смазал йодом все царапины на морде и ляпах собаки. Она дергалась, но не мешала врачу.
— Какое умное животное! — сказал Цветков. — Откуда вы его достали?
— У меня есть несколько лабораторных собак, — ответил Таусен. — Это третье поколение от привезенных с Большой земли. Но этот пес — наш общий любимец.
Он очень умен и предан.
— А что это за гигантская порода?
— Объясню потом.
Таусен прибинтовал лапы собаки к столу.
— Это, вероятно, излишняя предосторожность, — сказал он, — животное вряд ли будет сопротивляться.
Действительно, пес сидел смирно, пока Таусен промывал и перевязывал его ужасную рану.
— Мы зовем его человеческим именем — Отто, — сказал Таусен.
Услышав свою кличку, собака высунула язык и хотела лизнуть руку хозяина, но он вовремя отдернул ее.
— Нельзя, нельзя, милый, твой язык не стерильный.
Собака как бы поняла хозяина и успокоилась.
Кончив перевязывать, Таусен освободил лапы животного. Потом достал из шкафа флакон лекарства и вылил половину из него в чистую миску.
— Выпей, Отто!
Пес начал лакать огромным языком, по временам оглядываясь на хозяина и виляя хвостом.
— Все, все пей!
Когда все было выпито, Таусен открыл дверь и сказал:
— Иди домой, Отто!
И гигантская собака медленно вышла.
— Что же все-таки с Гансом? — спросил Цветков.
— Ничего серьезного, к счастью. Зверь, издыхая, вскользь задел его плечо лапой, но ватная куртка помогла. Я промыл рану, перевязал, дал ему лекарство. Полежит дня два и будет здоров.
— Что же это за лекарство?
— То самое, что вы и Лев Петрович пили, когда попали сюда. Отто тоже выпил его — как вы видели, в соответственной порции. Раны у него быстро зарубцуются, и боль скоро пройдет.
По лицу Таусена, по его голосу Цветков чувствовал, что он чем-то сильно взволнован.
Глава 13. Опасная охота
Когда Юрий вошёл в комнату, которую он оставил с час назад, ему на мгновение показалось, что ничего не произошло. Так же светила лампа с потолка. Одетый Гущин спал в той же самой позе. Видно было, что он не просыпался, даже не повернулся и, значит, не слышал воплей яростной борьбы и человеческих голосов.
Гущин умел крепко спать, с ним так бывало.
Обилие впечатлений и утомление действовали на него по-разному. Иной раз он от возбуждения вовсе не мог уснуть. А иногда, наоборот, засыпал внезапно и крепко и не просыпался, что бы ни происходило кругом. После такого сна он вставал освеженный и бодрый. Поэтому Цветков пожалел будить его. Раздевшись, он выключил лампу и лег. Сразу появился гигантский тигр. Но Отто, еще более огромный, вытеснил его и стал расти, расти…
«Куда же мне деваться, ведь он заполнит всю комнату?» — подумал, засыпая, Цветков, и все исчезло.
Его разбудил голос Таусена:
— Друзья мои, пора вставать! Сегодня предстоит много дела!
Гущин вскочил, как встрепанный. Он не мог сообразить, в чем дело: утро, светло, а он одет. Вид у него был такой растерянный, что Таусен и Цветков невольно рассмеялись.