Остров пропавших душ

Мне было всего семь лет, когда Джон Кэди вернулся из Кореи, а меньше чем через два года после этого он свалился с охлаждающей башни нефтеперерабатывающего завода и сломал себе шею. Напился, как сапожник, еще до полудня. Я звал его папой, но когда подрос, понял по нескольким признакам, что отцом он мне не был: главным было то, что мы были абсолютно непохожи; ну, и время моего зачатия. Он всегда был ко мне добр, хотя прожили мы вместе не так уж долго. Через год после того как его похоронили, Мэри-Энн свалилась с моста. Она всегда требовала, чтобы я называл ее Мэри-Энн вместо того, чтобы называть ее мамой; говорила, что это слово старит женщину лет на десять. Говорили, что она бросилась с этого моста, но я не верил тем людям, с которыми она там была. А потом уже был дом для трудных подростков, Бейдлс и хлопковые поля.

А теперь вот я умираю, и всё, что со мной раньше происходило, кажется совершенно не важным.

Через три часа езды перед нами появился Лэйк-Чарльз, и огни под деревьями стали ярче.

– Ну, и где мы сегодня остановимся? Сколько нам еще ехать? – Девушка выпрямилась на сиденье.

– Я еще не решил. Главное, чего я хотел, – это убраться оттуда подальше. Вроде бы мы убрались.

– Я тоже так думаю.

– Мне кажется, что выяснение всех обстоятельств, то есть того, что случилось, займет у них какое-то время. Но когда они все это выяснят – тогда что? Ведь копы про нас ничего не знают. А выдавать нас им нет никакого резону – этим они и себя выдадут. Этот парень – Стэн Птитко, – он достаточно хорошо известен. И шум ему совершенно ни к чему.

– Понятно.

– Поэтому, если мы не будем высовываться и потихоньку двинемся дальше…

Да, наверное, именно так. Тогда нам действительно удастся их наколоть.

– То есть ты хочешь сказать, что мы едем в Неваду или Нью-Мексику? – кивнула она в знак того, что поняла меня.

– Пока не знаю, – ответил я. Мы оба притворились, что не заметили, как перестали обсуждать вопрос о том, едет она со мной или нет.

– Знаешь, если ты острижешь волосы и побреешься, держу пари, что тебя никто не узнает.

– Я в курсе.

– Я бы не отказалась от выпивки.

– Я бы тоже с удовольствием пропустил несколько стаканчиков. Графинчик односолодового[16] совсем не помешал бы.

Она встала на колени и повернулась ко мне.

– Кажется, я в жизни так не хотела выпить, как сейчас.

– Ну, ты еще достаточно молода, у тебя все впереди.

Ее брови игриво задвигались – и она сразу же стала похожа на шлюху. Но это была очень тонкая маска – под ней Рокки выглядела усталой, растерянной, на грани нервного срыва. И со всем этим она пыталась бороться, просто шевеля своими бровями.

Пленка в магнитофоне закончилась, и теперь слышно было только шуршание покрышек по асфальту. Мы уже почти выехали из города и приближались к Сулфуру, где длинный ряд нефтеперерабатывающих заводов выглядел как небоскребы в ночном Чикаго. Мне в голову пришла пара неплохих мест, которые я знал в Лэйк-Чарльзе.

– У тебя есть удостоверение личности? – спросил я.

Рокки кивнула.

Постепенно, как во сне, асфальт исчез, деревья расступились, показались яркие желтые фонари, и мы оказались на главной грунтовке города – Приен-Лэйк-роуд.

Я нашел то место, в котором бывал много лет назад; заведение называлось «Стойло Джона». Небольшой домик с низкими потолками и тремя столами для пула, он под завязку был набит мужчинами и женщинами, которые лакали пиво «Миллер» и ждали начала драки, все равно какой. Если вы хотели, чтобы вам надрали задницу, то проще всего это делалось в Лэйк-Чарльзе. А вот уже к югу от этой точки для «белого отребья»[17] начиналась настоящая территория ужасов.

Мы проехали по парковке, засыпанной галькой, и я припарковал машину под деревьями в самом ее конце. Внутри дым вился вокруг высоких, с жесткими локонами, покрытыми лаком, причесок женщин, как туман вокруг айсбергов. На задней стене висели два флага – национальный и флаг конфедератов[18]. Под ними располагалась фотография Ронни Рейгана с его героической прической. Из музыкального ящика доносилась песня в исполнении Уэйлона[19], вокруг раздавались смех и дружеские разговоры – мне показалось, что здесь все спокойно.

Несколько человек взглянули на нас, когда мы вошли, – по виду Рокки годилась мне в дочери. По их мнению, она ею и была. Воротник рубашки у бармена был поднят, а рукава оторваны. Он раз десять перевел глаза с лица Рокки на ее удостоверение и обратно.

Я заказал бутылку «Бада»[20] и порцию «Джонни Уокера».

Девушка стояла на цыпочках и постукивала пальчиком по стойке бара.

– У вас есть грейпфрутовый сок?

Бармен кивнул утвердительно. У него были тонкие, сальные усы, волосы на голове были прилизаны и разделены пробором, как у бухгалтера.

– А какой? – спросила Рокки. – Желтый или розовый?

Бармен достал маленькую баночку из холодильника.

– Желтый.

– Классно, – восхитилась девушка. – И еще дайте мне сосиску с двойной солью, и добавьте еще немного соли.