Остров Пингвинов. Рассказы Жака Турнеброша. Семь жен Синей Бороды. Боги жаждут

Но у этого жилища были и другие изъяны. После землетрясения 1427 года, расшатавшего всю церковь, каменный шпиль колокольни стал понемногу осыпаться и грозил обрушиться при первой же непогоде. Пречистая дева, несомненно, допустила такое бедствие в наказание за грехи людские. Тем не менее Флоран Гильом уснул. И это доказывает, что совесть у него была чиста. Воспоминаний о виденном им во сне почти не сохранилось, кроме разве одного: ему приснилось, что некая жена совершеннейшей красоты целует его. Но, пожелав вернуть поцелуй и протянув к ней губы, он тут же проглотил двух или трех мокриц, ползавших по его лицу. Их легкое прикосновение и принял за поцелуй его погруженный в дремоту разум. Писец проснулся, услышал над собой хлопанье крыльев и решил, что над ним летает бес; этому не следует удивляться, ибо полчища бесов слетаются мучить людей именно ночью. Но как раз в эту минуту месяц выглянул из-за туч, и Флоран Гильом узнал госпожу Изабо, которая, держа в клюве голубой, шитый серебром кошелек, опускала его в щель стены, служившую ей кладовой. Писец не шелохнулся: но когда сорока покинула свой тайник, Флоран влез на балку, схватил кошелек, открыл его и увидел там двенадцать золотых барашков, которые он засунул за пояс, вознося благодарственную молитву Черной деве Пюисской, ибо, как человек ученый и начитанный в Писании, он никогда не забывал, что господь повелел ворону питать пророка Илию. Из этого он заключил, что пресвятая матерь божья тоже посылает через посредство сороки двенадцать денье своему писцу Флорану Гильому.

На другой день Флоран и кружевница Маргарита пообедали целой миской потрохов, о которых они мечтали уже много лет.

На этом кончается повесть о чуде, сотворенном сорокой. Пусть тот, кто ее рассказал, проживет жизнь в согласии со своими желаниями, в добром мире и счастии, а те, кто ее прочтет, удостоятся всех и всяческих благ.

Брат Жоконд

Парижане не любили англичан и выносили их с трудом. Когда, после погребения покойного короля Карла VI, перед герцогом Бедфордом несли по его приказу шпагу короля Франции, народ роптал. Но приходится терпеть то, чему не можешь противиться. Впрочем, если у англичан в великом городе не было сторонников, то у бургундцев их было немало. Понятно, что горожане, особенно же менялы и торговцы, восхищались герцогом Филиппом: это был красивый принц, самый богатый вельможа всего христианского мира. Что же до маленького короля из Буржа, невзрачного с виду и бедного, к тому же сильно подозреваемого в подлом убийстве на мосту Монтеро ^{198}, то он ничем не мог бы привлечь сердца. Его презирали, а к приверженцам его питали страх и отвращение. Уже целых десять лет его сторонники разоряли всю округу, занимаясь вымогательством и грабежом. Англичане и бургундцы, разумеется, поступали так же: когда в августе 1423 года герцог Филипп прибыл в Париж, его воины разграбили все окрестности; а ведь это были друзья и союзники. Но они только прошли мимо; арманьяки же, напротив, без конца шатались вокруг. Они крали все, что попадалось под руку, поджигали овины и церкви, убивали женщин и детей, насиловали девушек и монахинь, а мужчин подвешивали за большие пальцы рук. В 1420 году они, словно дьяволы, сорвавшиеся с цепи, ринулись на деревню Шампиньи и сожгли овес, пшеницу, коров, быков, овец, женщин и детей. Так же, и даже еще сильней, они бесчинствовали в Круасси. Ученейший доктор университета утверждал, что ими совершены такие злодейства, страшнее которых нельзя ни совершить, ни представить себе, и замучено больше христиан, чем Максимианом и Диоклетианом ^{199}.

При известии, что проклятые арманьяки вступили в Компьень и добрались уже до замков в окрестностях столицы, жители Парижа сильно перепугались. Они убеждены были, что люди дофина поклялись, если только возьмут Париж, истребить там всех поголовно. Открыто говорили, что город со всеми его жителями, старыми и малыми, женщинами и мужчинами любого состояния и достатка, мессир Карл Валуа обещал отдать своим людям на поток и разграбление, решив сравнять его с землей.