Остров Инобыль. Роман-катастрофа

Сынок ершился, кося глазом на спящего Крутого, и ритмично раскачивался, будто слышал танцевальную музыку.

— Никуда меня погружать не надо, слышь, ты!.. Давай подумаем, зачем нам теперь ватрушки делить! — говорил он.

— Ну! — поддержал Тюня. — Че нам делить, когда потоп, слышь, тетка?

— Ладно, не буду. Но нынче утром вы испытали множество впечатлений и впитали их в себя. Теперь вы уже ощущаете их, не правда ли?

Сынок закрыл уши ладонями и закричал Тюне:

— Закрой уши, чмо, она же нас овцами делает, бар-р-ран!

— Кто закроет уши — тот закроет глаза! — пригрозила Раиса, не меняя ни силы голоса, ни выражения лица, на котором ровно, матово светились страшные глаза. Она только подернула стволом, будто скинув с подонков невидимый защитный покров. Оба опустили руки вдоль сильных тел и осели этими телами, как бы лишенные вертикальной оси.

— Теперь подумайте несколько минут и представьте себе последовательность всего, что там происходило. Расслабьтесь… Глазки закройте… Мысленно вернитесь к шоссе… Там дождь… Он шумит тихо… Слышите? Тихо, как шепот девушки… Девушка верна и ласкова… Ласкова, послушна, как раба… Как глина… Она глина — да, Сынок? А я твоя мама… Мама… Закрой глазки… Возьми Тюню за ручку. Это — девушка. Ее зовут Тоня. Вы с ней делаете новые вещи… Но не знаете, как вы их делаете… И не знаете, почему вы их делаете…

— Ой! Пусти! — вскричал Тюня, намертво ухваченный Сынком за руку. — Ты че, в натуре? Не хватай! Я мамочке расскажу!

— Конечно, Тонечка, конечно, — ровно говорила Раиса. — Закрой глаза… Ты расскажешь маме, что шел дождь, что ты, деточка, тихо-тихо едешь по шоссе… Ты едешь на машине… Колеса шуршат тихо-тихо… Они потрескивают на бетонке, как костер на берегу речки… Волны плещут… Искорки летят тихо… Тише крыльев бабочки… Бабочки… Бабы… Красивые, покорные, послушные…

Ненавистные Раисе глаза под сомкнутыми веками парней двигались согласно. Они ходили направо — вверх — вниз. Они смотрели картинки дождя — они подчинились ее властной силе.

— Ты видишь эту девочку, Сынок? Она самая красивая, не так ли? Ты не видел девочек красивей Тони…

— Вижу, мамочка… Да, мамочка…

— Ты видишь этого мальчика, Тоня? Ты хочешь играть с ним?

— Ой, еще как!

— Подойдите ко мне оба… Вы чувствуете радость от предстоящего детства… Вы откроете ее для себя просто, как замочек на моих наручниках… Тоня, как звучало бы твое имя, если произнести его наоборот?

— Янот… Я-нот… — пискнул Тюня. — Я-нот…

— Запомни это, Янот. Сними с меня наручники… Вот так… Теперь ты настоящая послушная девочка. И ты пройдешь путь женщины. Видишь этого мальчика? Он твой жених. Идите вон в то кресло. Оно красное, а значит, красивое. Это ваша спальня, дети…

Бандиты послушно взялись за руки.

Раиса подошла к окну, посмотрела в него, помассировала тонкие запястья рук и, уже не глядя на развернутые картины любви, направилась к спящему с винтовкой Крутому. Но глаза его были открыты. Он сидел, боясь шелохнуться и попасть в дикое поле гипноза.

— Тебе это надо, коза? — спросил он и быстрым движением ткнул ее стволом в живот.

— Вас все еще интересует гипноз? — не дрогнув лицом, спросила Раиса. — Я могла бы вам помочь…

— Зачем ты пацанов опустила?— вскочил на ноги Крутой. Ствол переместился к виску Раисы.

— Я не знаю, как скоро вы окончательно осознаете, что…

— Заткнись! Я не поддаюсь гипнозу! И я не за тем тебя сюда звал, профура цыганская, чтобы ты из людей делала козлов!

— Они и были ими…

— Я сказал: спрячь язык!

Он чувствовал себя хозяином положения, еще ничего не зная об индуцированном трансе. Тем более, о силе холодной воли противной ему стороны. Потому он и ткнул цыганку кончиком ствола в челюсть. Указательным пальцем она вытерла кровь в уголке рта и засмеялась с таким злорадством, что по телу Крутого забегали мурашки.

— Посмотри в окно — увидишь свою смерть! — сказала она, надменно смеясь. — Это танк. Танк — по твою сучью душу! За такой грязью только на танке и ехать!

— Пристрелю, бикса!.. — вскипел Крутой и крикнул, глянув на бессовестных любовников в кресле: — Тюня, коз-з-зел! Прекратить!

Но тут же понял тщетность попытки привести шестерок в чувство и дважды выстрелил. Оба они, очевидно, умерли счастливыми влюбленными.

53

Шел третий день наводнения.

Дождь иногда переставал лить и переходил на морось, как лошадка на трусцу.

Игнатий сидел под могучей елью и наждачным камнем правил лезвие топора.