Остроумие и его отношение к бессознательному

Модификация заключается здесь в небольшом добавлении к уверению, что другой также, по его мнению, опускается. Но эта модификация заменяет страстную защиту собственных интересов. «Вообще вы не должны думать, будто Карл лучше меня успевает в школе потому только, что он одареннее меня. Он все же только глупое животное, то есть гораздо глупее меня».

Прекрасным примером сгущения с небольшой модификацией является другая весьма известная острота господина N. Об одном принимавшем участие в общественной жизни человеке N. говорил, что тот имеет великую будущность позади себя. Человек, к кому относилась эта острота, был молодым и по своему происхождению, воспитанию и личным качествам, казалось, имел все данные со временем стать руководителем партии и, находясь во главе ее, достигнуть высокого поста. Но времена изменились. Партия перестала принимать участие в правлении, и можно было предсказать, что и человек, предназначавшийся ей в руководители, ничего значительного не достигнет. Кратчайшее редуцированное изложение, которым можно было бы заменить эту остроту, должно было бы гласить: этот человек имел впереди великое будущее, которого теперь не стало. Вместо пропущенных слова «имел» и придаточного предложения, в главном предложении происходит небольшое изменение: вместо слова «впереди» употреблено противоположное ему слов «позади»[17].

Почти к такой же модификации прибег господин N. в случае с одним кавалером, назначенным министром земледелия только потому, что он сам был земледельцем. Вскоре о нем сложилось общественное мнение как о наименее способном из всех, кто занимал эту должность. И когда он. сложил с себя обязанности министра и опять вернулся к своим земледельческим занятиям, господин N. сказал о нем: «Он, как Цинциннат, вернулся на свое место перед плугом». Римлянин Цинциннат, которого тоже оторвали от земледелия, чтобы сделать министром, снова занял свое место позади плуга. Перед плугом же идет, как известно, только бык.

Удачным сгущением с небольшой модификацией является также высказанное Карлом Краусом сообщение об одном так называемом револьвер-журналисте, который поехал в одну из Балканских стран восточным erpress-поездом. Очевидно, в этом слове имеется совпадение двух других слов: «экспресс-поезд» и «Erpressung» («шантаж», «вымогательство»). Вследствие связи между ними элемент «Erpressung» оказывается только требуемой от слова «express-поезд» модификацией. Эта острота, симулирующая опечатку, представляет для нас и другой интерес.

Мы легко могли бы в значительной мере умножить число этих примеров, но, я думаю, нет нужды в новых случаях, чтобы уловить характер техники во второй группе — это сгущение с модификацией. Если мы сравним вторую группу с первой, техника которой состояла в сгущении со словообразованием путем смешивания, то мы легко заметим, что разница между ними несущественная и переход от одной группы к другой выражен не резко. Словообразование путем смешивания и модификация подпадают под понятие заместительного образования, и, если угодно, мы могли бы описать словообразование путем смешивания так же, как модификацию основного слова другим словом.

Но здесь мы должны сделать первую остановку и спросить себя, каким известным в литературе достоинством обладают целиком или отчасти полученные нами модификации острот. Очевидно, краткостью, которую Жан Поль называет душою остроты. Но краткость сама по себе еще не остроумна; иначе каждое лаконическое выражение было бы остротой. Краткость остроты должна быть особого рода. Мы вспоминаем, что Липпс сделал попытку точнее описать особенность краткости остроумия. Наше же исследование установило и доказало, что краткость остроумия часто является результатом особого процесса, который оставляет в тексте остроты второй след — заместительное образование. Но при применении процесса редукции, который имел целью упразднить своеобразный процесс сгущения, мы нашли также, что острота зависит только от словесного выражения, которое создается в процессе сгущения. Естественно, что теперь весь наш интерес сосредоточится на этом странном процессе, до сих пор не оцененном в должной мере. Мы все еще никак не можем понять, как из него может возникнуть самое ценное в остроумии: удовольствие, которое оно доставляет нам.