Остроумие и его отношение к бессознательному

Итак, острота сама по себе является лукавой плутовкой, которая служит одновременно двум господам. Все, что имеет в виду получение удовольствия, рассчитано при остроте на третье лицо, как будто какие-то внутренние, непреодолимые задержки мешают получению удовольствия первым лицом. Итак, создается полное впечатление необходимости присутствия этого третьего лица для довершения процесса остроумия. Но если мы сумели получить довольно ясное впечатление о природе этого процесса у третьего лица, то соответствующий процесс у первого лица еще окутан для нас мраком. Из двух вопросов: почему мы не смеемся над остротами, созданными нами самими? и почему мы спешим рассказать нашу собственную остроту другому человеку? — мы на первый из них до сих пор не дали ответа. Можем только предположить, что между двумя подлежащими выяснению фактами существует тесная связь: мы именно потому и хотим рассказать нашу остроту другому человеку, что сами не можем смеяться над ней. Из наших взглядов на условия получения удовольствия и отреагирования у третьего лица, мы можем сделать обратный вывод относительно первого лица: у него отсутствуют условия для отреагирования, а условия для получения удовольствия выполнены лишь отчасти. Затем нельзя отрицать, что мы дополняем наше удовольствие, достигая невозможного для нас смеха окольным путем — от впечатления, произведенного на третье лицо, которое мы заставили смеяться. Мы смеемся, таким образом, как бы «рикошетом», как говорит Дюга; ведь смех относится к весьма заразительным проявлениям психических состояний. Если я заставляю другого человека смеяться, рассказывая ему остроту, то я, собственно, пользуюсь им, чтобы возбудить свой собственный смех. И действительно, можно наблюдать, что человек, рассказавший остроту с серьезной миной, подхватывает затем смех другого человека умеренным смешком. Следовательно, сообщение своей остроты другим людям может служить нескольким целям: во-первых, дать мне объективное доказательство успеха работы остроумия; во-вторых, дополнить мое собственное удовольствие обратным действием другого человека на меня; в-третьих, при повторении чужой остроты пополнить недостаток удовольствия, вызванный отсутствием новизны.

В заключение этих рассуждений о психических процессах остроумия, поскольку они разыгрываются между двумя лицами, мы можем бросить ретроспективный взгляд на момент экономии, который кажется нам важным для психологического понимания остроумия, с тех пор как мы дали первое объяснение технике остроумия. Мы уже давно ушли от ближайшего, но вместе с тем наивного понимания этой экономии как желания вообще избежать психической затраты. Причем экономия получается при наибольшем ограничении в употреблении слов и создании мыслительных связей. Мы тогда уже сказали себе: краткое, лаконичное еще не есть остроумное. Краткость остроумия — это особая, именно «остроумная» краткость. Первоначальный выигрыш удовольствия, которое доставляет игра словами и мыслями, проистекает действительно только от экономии затраты. Но с развитием игры в остроту тенденция к экономии тоже должна переменить свои цели, так как по сравнению с колоссальной затратой нашей мыслительный энергии, безусловно, не было бы принято во внимание то, что сэкономлено употреблением одних и тех же слов или избежанием новых сочетаний мыслей.

Мы можем позволить себе сравнить психическую экономию с предприятием. Пока оборот в нем очень невелик, то, разумеется, на предприятие в целом расходуется мало и расходы на содержание управления крайне ограничены. Бережливость распространяется еще на абсолютную величину затраты. Впоследствии, когда предприятие расширилось, значение расходов на содержание управления отступило на задний план. Теперь не придают большого значения тому, как велико количество издержек, если оборот и доходы увеличились в значительной мере. Экономия в расходах на управление была бы мелочной для предприятия и даже прямо убыточной. Однако было бы неправильно предполагать, что при очень больших доходах больше нет места тенденции к экономии. Ищущая экономии мысль шефа направится теперь на бережливость в мелочах и почувствует удовлетворение, если с меньшей затратой будет исполнено то же распоряжение, которое требовало раньше больших расходов, какой бы ничтожной ни казалась экономия в сравнении с общими расходами.