Остроумие и его отношение к бессознательному

Издавна любили определять остроумие как ловкое умение находить сходство между несходными вещами; то есть находить скрытое сходство. Жан Поль сам остроумно выразил эту мысль следующим образом: «Остроумие — это переодетый священник, который венчает любую пару». Т. Фишер продолжает: «И охотнее всего он венчает ту пару, к соединению которой родственники относятся нетерпимо». Но сам же и возражает, что существуют остроты, при которых нет и речи о сравнении, а поэтому и о нахождении сходства. Он дает, таким образом, несколько отличное от Жан Поля определение остроумия как умения с поразительной быстротой связывать в одно целое несколько представлений, фактически чуждых друг другу по своему внутреннему содержанию и связи. Затем К. Фишер подчеркивает, что во множестве остроумных суждений отыскиваются не сходства, а различия, Липпс же обращает внимание на то, что эти наблюдения относятся к тем остротам, которые остроумный человек знает, а не к тем, которые он создает.

Другими точками зрения, которые в некотором смысле связаны друг с другом и которыми пользуются для определения понятия или описания остроумия, являются: «контраст представлений», «смысл в бессмыслице» и «смущение из-за непонимания и внезапное уяснение».

Но определение, например, Эмиля Крепелина переносит в центр внимания контраст представлений. Острота является «произвольным переплетением или соединением двух контрастирующих друг с другом представлений, в большинстве случаев — с помощью речевой ассоциации». Такому критику, как Липпс, нетрудно открыть полную несостоятельность этой формулы. Но и он не исключает момента контраста, а передвигает его на другое место. «Контраст продолжает существовать, но это не так или иначе понятый контраст представлений, описываемых словами, а контраст или противоречие между значимостью или незначительностью слов». Примеры поясняют, как должно понимать последнее. «Контраст возникает оттого, что… мы придаем словам некоторое значение, которое, однако, не можем затем вновь признать за ними».

В дальнейшем развитии последнего определения приобретает значение антитеза «смысл и бессмыслица». «То, что мы в один момент считаем осмысленным, оказывается для нас затем совершенно бессмысленным. В этом заключается для нас в настоящем случае комический процесс». «Остроумным кажется выражение в том случае, если мы по психологической необходимости приписываем ему определенное значение и тотчас снова отрицаем его. При этом под значением можно подразумевать разные понятия. Мы приписываем выражению смысл и знаем, что логически он ему не подходит. Мы находим в выражении истину, которую все-таки по законам познания или общего навыка нашего мышления не можем найти в нем. Мы признаем за ним логические и практические следствия, выходящие за пределы его действительного содержания, чтобы сейчас же отрицать эти следствия, как только мы примем во внимание смысл этого выражения. Во всяком случае, психологический процесс, который создает в нашей голове остроумное выражение и на котором покоится чувство комизма, заключается в непосредственном переходе от этого признания смысла, истины, его значительности к осознанию или впечатлению его относительной ничтожности».

Если это объяснение звучит убедительно, то желательно было бы все-таки поставить здесь вопрос: способствует ли эта антитеза осмысленного и бессмысленного, на которой покоится чувство комизма, определению понятия остроумия, поскольку оно отличается от комизма?

Момент «непонимания и внезапного уяснения» тоже заводит нас далеко в проблему отношения остроумия к комизму. Кант говорит о комическом вообще, будто замечательная особенность его заключается в том, что оно может обмануть нас только на один миг. Хейманс (Zeitschrift fur Psychologie XI, 1896) показывает, как осуществляется эффект остроумия последовательной сменой непонимания и внезапного уяснения. Он поясняет свое мнение прекрасной остротой Гейне, который заставляет одного из своих героев, бедного лотерейного коллекционера Гирш-Гиацинта, хвастать тем, что великий барон Ротшильд обходится с ним как с человеком вполне ему равным, вполне фамиллионьярно (famillionar). Здесь слово, являющееся источником остроумия, кажется прежде всего ошибочным словообразованием, чем-то непонятным, несуразным, загадочным. Поэтому оно приводит нас в смущение. Комизм осознается после исчезновения смущения в результате понимания слова. Липпс дополняет, что за этой первой стадией, во время которой мы узнаем, что смущающее нас слово означает то-то и то-то, следует вторая стадия, когда появляется понимание того, что это бессмысленное слово сначала смутило нас, а затем оказалось действительно имеющим смысл. Лишь это второе уяснение — познание того, что причиной недоразумения стало слово, бессмысленное с точки зрения обыденной практики языка, — лишь это превращение абсурда в ничто и вызывает комизм.