Острие копья

На следующий день воскресные выпуски ни о чем другом, кроме убийства, не сообщали. Своры журналистов рыскали по всему округу Уэстчестер, но так ничего и не нашли. Я прочитал все статьи и узнал массу подробностей о клубе «Грин медоу», семье Барстоу, Кимболлах, которые входили в четверку игроков, о враче, допустившем ошибку, и еще множество прочих деталей, но по сути никто не раскопал ничего сверх того, что Вулф знал уже в среду вечером, когда спрашивал Анну Фиоре, видела ли она когда-нибудь клюшку для гольфа в комнате Маффеи. Не раскопали даже этого, поскольку в печати так и не появилось приемлемой теории, как же иголка оказалась в животе Барлоу. Все газеты отделывались комментариями токсикологов, объяснявших механизм действия ядов на организм человека.

Вечером в воскресенье я отправился в кино, велев Фрицу никому не открывать. Не то чтобы я чего-то ожидал – Андерсон, судя по всему, начал действовать самостоятельно. Быть может, исходя из мотива или каких-то сделанных открытий дело у него действительно выстраивалось. Я бы напился тем вечером, не будь то воскресенье. К моему возвращению из кино Вулф уже заперся в своей спальне, но Фриц все еще мыл на кухне посуду. Я поджарил кусок ветчины, чтобы сделать себе сэндвич, и выпил стакан молока, поскольку толком и не пообедал. Выпуск «Таймс», который я утром оставил Вулфу, все так же лежал на холодильнике. Десять к одному, Вулф даже не обратил на него внимания.

До начала первого я читал у себя в комнате, а затем долго таращился в темноту. Из-за невеселых дум сон ко мне не шел. Но очевидно, стоило ему прийти, как больше он не уходил. Когда утром мне удалось продрать глаза и взглянуть на часы на прикроватном столике, было уже за девять. Я сидел на кровати, позевывая, и тут сверху до меня донеслись звуки, окончательно прогнавшие сон. Либо то топали две известные мне пары ног, либо я все еще спал. Я вышел в коридор и прислушивался с минуту, а затем побежал вниз. На кухне Фриц пил кофе.

– Мистер Вулф наверху с Хорстманом?

– А то как же. – Это была единственная языковая фривольность, которую позволял себе Фриц, и он никогда не упускал возможности ввернуть ее. Он улыбнулся мне, радуясь, что я снова оживлен и весел. – Теперь я только приготовлю ногу ягненка и натру ее чесноком.

– Натри сумахом, если хочешь. – Я отправился к себе одеваться.

Обострение прошло! Меня буквально трясло от волнения. Тщательно бреясь, я даже насвистывал в ванной. Раз Вулф снова в норме, может случиться всякое.

Когда я появился на кухне, меня поджидали тарелка инжира и плотный омлет, к кофейнику была прислонена газета. Я принялся за заголовки и инжир одновременно, да так и замер с набитым ртом. Затем лихорадочно бросился читать абзацы, проглатывая недожеванные плоды. Все было предельно ясно, газета излагала это как факт. Хотя подтверждений не требовалось, я лихорадочно стал листать страницы, вдоль и поперек пробегая их глазами. На восьмой полосе, почти в самом низу, обнаружилось четкое и лаконичное объявление в четкой тонкой рамке:

ВЫПЛАЧУ ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ ЛЮБОМУ ПРЕДОСТАВИВШЕМУ ИНФОРМАЦИЮ, КОТОРАЯ ПРИВЕДЕТ К ОБНАРУЖЕНИЮ И СПРАВЕДЛИВОМУ НАКАЗАНИЮ УБИЙЦЫ МОЕГО МУЖА ПИТЕРА ОЛИВЕРА БАРСТОУ.

ЭЛЛЕН БАРСТОУ

Я перечитал его три раза, потом отбросил газету и заставил себя успокоиться. Покончил с инжиром и омлетом, тремя тостами и тремя чашками кофе. Подумать только, пятьдесят кусков! И это притом, что банковское сальдо Вулфа провисает, словно бельевая веревка под мокрой попоной. К тому же теперь у нас есть шанс не вылететь из самого громкого шоу сезона. Я был холоден и спокоен, но до одиннадцати оставалось еще целых сорок минут. Я отправился в кабинет, открыл сейф, протер повсюду пыль и стал ждать.

Когда в одиннадцать появился Вулф, вид у него был свежий, а вот настроение не особенно добродушное. Он лишь кивнул мне, пожелав доброго утра, и далее совершенно не обращал на меня внимания, просто уселся в свое кресло и принялся просматривать почту. Я ждал, намереваясь продемонстрировать ему, что и другие способны проявлять его черствость, однако, когда он принялся проверять ежемесячный счет от «Харвиса», я не выдержал и выпалил:

– Надеюсь, вы хорошо провели выходные, сэр!

Он не взглянул на меня, но я увидел, как его щеки прорезали складки.

– Спасибо, Арчи. Они прошли восхитительно, но, проснувшись этим утром, я ощутил себя столь раскисшим, что считайся я лишь с самим собой, то непременно остался бы в постели ожидать разложения. В голове моей укоризненно звучали имена: Арчи Гудвин, Фриц Бреннер, Теодор Хорстман. Ответственность. И я поднялся, чтобы вновь взвалить на себя эту тяжкую ношу. Не то чтобы я жалуюсь. Мы все в ответе друг перед другом, но моя ноша по силам лишь мне одному.

– Простите, сэр, но вы окаянный лжец. На самом деле вы заглянули в газету.

Он продолжал изучать счет: