Острее клинка(Повесть)

— Они интересны читателям. Я забочусь о коммерции. Вы не станете спорить, что очерки написаны блестяще?

— Вот это меня и беспокоит, — живее, чем прежде, откликнулся квестор, — они могут дурно повлиять на итальянцев.

— Преувеличиваете, — беззаботно возразил Тревес.

— А ваш автор не собирается в Италию?

— Мне ничего не известно.

— Если вы что-либо узнаете, не откажитесь сообщить. Я бы очень хотел познакомиться с ним лично.

— Не сомневайтесь, — горячо заверил Тревес, — если только он приедет в Милан, я тут же вас извещу.

* * *

Фонтана прекрасно понимал, что с миланской полицией шутки плохи. Тревес заверял, что все уладил. Возможно и так, но полиция будет рыскать и помимо редактора. Мало ли доброхотов на свете? Выследят и продадут. Тревес изобразил себя чуть ли не античным героем. Старая лиса. Ему, понятно, невыгодно раскрывать раньше времени карты — книга еще в печати, а вдруг запретят? Он ведь тогда крупный куш упустит. Ну и репутация — дело для него не последнее.

Фонтана поднялся к Степняку на чердак и остановился перед дверью. Степняк и его жена пели. Из-за тонкой двери стройно и чисто звучали их голоса. Фонтана никогда раньше не слыхал, как они поют, даже в голову не приходило, что они могут петь вдвоем, да еще так ладно. Он прислонился к стене и закрыл глаза.

Незнакомая, красивая мелодия уносила в далекие, печальные края. Они были где-то на берегу моря, и Фонтана чувствовал, что это море не так ласково и лазурно, как то, которое у берегов Италии. Где-то в серой, туманной дали плыла лодка, и парус ее то появлялся, то пропадал среди высоких волн. Два человека на берегу хотели что-то сказать тем, которые подняли парус, но их голоса относило ветром. Это было очень грустно, потому что парус уплывал все дальше, а двое на берегу оставались совсем одни.

Низкий голос Степняка вел мелодию, а высокий, звонкий голос жены трепетал рядом, словно солнечный лучик.

Они кончили петь, и за дверью стало тихо. Фонтана понял, что для его друзей песня не безделица, и вспомнил, как сам часто надолго уходил в себя после хорошей песни. Он даже заколебался — не удалиться ли, чтобы не спугнуть их настроение? Но дело, ради которого он пришел, было слишком серьезно, и он постучал.

Степняк сидел на полу возле окна и чинил женский башмак. Делал он это так уверенно, что Фонтана оторопел.

Его лицо рассмешило Сергея.

— Вам это в диковинку?

— Да нет, — совсем потерялся Фонтана, — вы, кажется, все умеете делать.

— Э, нет, — подхватил Сергей, — далеко не все. Если бы я так же крепко научился делать книги!

— Что бы тогда?

— Тогда я был бы самым счастливым человеком.

— Так вы им будете!

— Поэты любят преувеличивать, я это знаю. А вот прибить вам новую подметку я смогу, хотите? Знаете, сколько я экономлю на починке обуви? Спросите у Фанни. Она вам скажет, что я самый выгодный муж.

Он повторил последнюю фразу по-русски.

— Ты болтушка, — ласково сказала Фанни, — пригласи гостя сесть. По-моему, он чем-то озабочен.

— У вас что-нибудь случилось? — спросил Сергей.

— Так, разная безделица, — сказал Фонтана. — Мне в Милане ничего серьезного не грозит, разве что безденежье.

— Отчего же вы такой хмурый?

— Полиция интересуется автором «Подпольной России».

— Вот оно что.

— Квестор навестил Тревеса.

— Первая ласточка…

— Что же делать?

— Не вешать носа прежде всего.

— Вы все шутите.

— Не плакать же. Тревес что-нибудь сказал?

— Нет.

— Значит, есть время. Я ведь сам должен вычитать всю корректуру.

— Это вы успеете. Тревес и сам заинтересован в этом.

— Тогда все в порядке. Но из Милана придется уехать. Если зашевелилась полиция, мне тут долго не усидеть.

— Куда же вы поедете?

— Домой, на родину! Куда же еще, милый Фонтана? Вот только закончу с книгой.

* * *

Он читал корректурные листы, когда вошла Фанни и сказала:

— Дмитро арестован.

Из Женевы сообщили, что Яков Стефанович схвачен жандармами в Москве шестого февраля.

«Как долго идут письма, — подумал Сергей, — у нас скоро март, совсем тепло. А в Москве еще снег, дети катаются на санках… Как же так получилось? Случайность, ошибка, предательство? Да нет, может быть, совсем другое. Закономерность».

Он повторил несколько раз про себя это слово. Когда чуть ли не каждый месяц арестовывают людей, перестаешь думать о случайности. Это закономерность. Неизбежный исход нашей схватки. Мы ведь сознательно идем на нее и знаем, что рано или поздно погибнем. Просто отсрочка у каждого своя.

На нашем пути вехами — тюрьмы и могилы, и никакими новыми силами не возместить потерь.

Стефановича не могли, не должны были арестовать, по крайней мере сейчас. Что же все-таки произошло?..

Сергей перелистал корректуру, перечитал свой рассказ о том, как несколько лет назад Стефанович бежал из киевской тюрьмы.

Горько читать про это, зная о его новом аресте. Такое чудо, как побег, повторяется редко. Неужели этот очерк о нем станет могильным памятником?

Сколько уже было жертв: Перовская, Желябов, Кибальчич, Лизогуб. Совсем недавно арестовали и казнили Степана Халтурина.