Осторожно, листопад !

Марина (протягивает руку). Ну что ж. Всего хорошего, Арсений Тимофеевич! До свидания!

Шубин (пожимая руку другу). Звони. Заходи. Не забывай.

Сомов. Позвоню. Будь счастлив!

Сомов и Шубин выходят. Хлопает дверь в передней. Шубин

возвращается.

Марина (после паузы). Он знал твою жену?

Шубин. Почему ты об этом спрашиваешь?

Марина. Мы будем ужинать?

Шубин. Да, да!..

Марина. Я ему не понравилась.

Шубин. Откуда ты это взяла?

Марина. Определенно не понравилась. И он осуждает тебя.

Шубин. Ну вот еще! Он был с тобой любезен! Даже шутил...

Марина. Расспрашивал обо мне?

Шубин. Я все ему рассказал.

Марина. А что он на это?

Шубин. Принял к сведению.

Марина. Не шути, Сережа. Мне очень интересно знать, что он сказал тебе, когда узнал, что ты оставил семью. Мне кажется, такой, как он, не мог промолчать!

Шубин. Он удивился. Да мы, собственно говоря, не очень распространялись на эту тему: ты вернулась из магазина.

Марина. Он решил, что я разрушила твою семью ради своего благополучия. Он, конечно, не мог подумать иначе...

Шубин. Нет. Он так не подумал. Я объяснил ему, что все это не так просто, что все гораздо сложнее. Что мы с Таней разные люди, а в тебе я нашел то, о чем мог только мечтать всю жизнь.

Марина. Ты именно так сказал ему? Этими словами?

Шубин. Да.

Марина (в раздумье). Да...

Шубин. Я понимаю, что тебя волнует, тревожит. Да не думай ты об этом. Все встанет на свои места. Я обещаю тебе.

Марина (после большой паузы). Ты знаешь, я очень часто думаю о том, что произошло. Ночью проснусь и думаю... (Серьезно.) Иногда мне начинается казаться, что я совершила подлость... Что одна я во всем виновата.

Шубин. Ты же знаешь, что это не так...

Марина (продолжая). ...и становится так тяжело, так не по себе, что я просто не знаю, как быть и что делать...

Шубин. Ты здесь меньше всего виновата.

Марина. Но ведь если бы не я, ты бы продолжал жить в своей семье! Не правда ли?

Шубин. Марина! Зачем опять говорить об этом? Что случилось, то уже случилось! Назад пути нет!

Стук в дверь.

(Нервно оборачивается.) Войдите!

Сосед (приоткрывает дверь). Простите за беспокойство. Вторгаюсь. Добрый вечер! Вы разрешите мне воспользоваться вашим телефоном? (Входит в комнату.) Я, как всегда, не вовремя. Мне по срочному делу...

Шубин (сухо). Пожалуйста. Звоните!

Сосед (садится не спеша на край тахты, надевает очки и, достав из кармана записную книжку, долго ищет в ней номер телефона. Затем набирает номер. Долго ждет. (Сокрушенно). Занято... (Набирает еще раз. Ждет. Качает головой.) Любят люди поговорить... (Набирает помер. Ждет. Безнадежно машет рукой.) Знаете... Я, если позволите, еще через десять минут зайду! (Встает, кладет записную книжку в карман и, поклонившись, идет к двери. Затем возвращается.) Очки забыл... (Берет очки, уходит, притворив за собой дверь.)

Марина. Будет ли у нас когда-нибудь свой дом? Будет семья? Скажи.

Шубин. Будет. Обязательно будет. Поверь мне.

Марина. Правда?

Шубин. Правда! (Целует ее.) Только поверь.

Марина. Вот сейчас я чувствую себя самым счастливым человеком на свете... (Неожиданно вспомнив и помрачнев.) Разговор с Красноярском... Заказал разговор в номер гостиницы... Сомов же приехал сюда прямо с аэродрома? Как странно...

Занавес

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Кабинет врача в клинической больнице. Чисто. Светло.

Шубина и Сомов продолжают разговор. Шубина, в белом

халате и белой врачебной шапочке, сидит за столом. Сомов

сидит на краю медицинской кушетки. Белый халат он

накинул на плечи.

Татьяна Леонидовна (после паузы). Мне всегда его не хватало, я всегда его ждала, я всегда чувствовала себя одинокой... Ему мешала моя любовь... Он хотел жить так: нужна я ему - он со мной, не нужна - он ушел или уехал. Когда я ему говорила, что это несправедливо, он отвечал: "Мир так устроен. Мужчина должен быть свободным". Он шутил, но он действительно так жил... Я пыталась бороться с этим, пыталась стать необходимой ему... Я нашла свой путь... С головой ушла в работу, в науку. Но как мне надо было себя переделать! Ведь дом оставался домом. Я старалась быть сдержанной, но часто за моей сдержанностью, за внешним спокойствием бушевали такие горькие, такие тяжелые мысли. И такие несбывшиеся мечты и желания, что приходилось уходить из дому, и часами бродить по бульварам, и обуздывать себя, и возвращаться домой укрощенной. Все на время опять становилось на свои места: он был спокоен, казался счастливым, обнимал меня и летел куда-то дальше.

Сомов. Вы со мной очень откровенны.

Татьяна Леонидовна. Да. Очень. А почему бы нет? Разве мы первый год знакомы?

Сомов. А любил ли он вас, дорогая Татьяна Леонидовна?