Оставшийся в живых

Пролетал самолет. Прямо над островом. Я попытался взобраться на скалу и подать ему знак. Нога попала в расщелину. В ту самую чертову расщелину, в которую я угодил в тот день, когда убил свою первую птицу. Я сломал лодыжку. Двойной перелом. Словно выстрел раздался. Боль была невероятная. Я вскрикнул и потерял равновесие. Я замахал руками как сумасшедший, но не удержался, упал, ударился головой и потерял сознание. Я очнулся только в сумерках. Из раны на голове вытекло немного крови. Лодыжка распухла как автомобильная шина, и вдобавок я получил серьезный солнечный ожог. Я подумал, что если солнце посветило бы еще часок, я весь бы пошел волдырями.

Притащившись сюда, я провел остаток ночи ежась от холода и плача от боли и досады. Я продезинфицировал рану на голове, прямо над правой височной долей, и перевязал ее так хорошо, как только мог. Просто поверхностное повреждение кожи и небольшое сотрясение, мне кажется. Но моя лодыжка… Тяжелый перелом в двух, а, может быть, и в трех местах.

Как я теперь буду гоняться за птицами?

Наверняка должен быть поисковый самолет, который ищет оставшихся в живых пассажиров «Калласа». Шторм, возможно, отнес шлюпку на много миль от того места, где он затонул. Они могут сюда и не добраться.

Боже, как болит лодыжка.

2 февраля.

Я сделал знак на небольшом участке побережья на южной стороне острова, недалеко от того места, где затонула шлюпка. На это мне потребовался целый день, несколько раз я делал перерывы и отдыхал в тени. Но все равно я дважды терял сознание. На глазок я потерял примерно двадцать пять фунтов веса, в основном от обезвоживания организма. Но зато сейчас с того места, где я сижу, я могу видеть написанные мной за этот день буквы. Темные скалы на белом песке образуют ПОМОГИТЕ, каждая буква в четыре фута высотой. Следующий самолет обязательно заметит меня.

Если только он прилетит, этот следующий самолет.

Нога болит постоянно. Она распухла еще сильнее, и вокруг места перелома появилось зловещее пятно. Похоже, пятно растет, после тугой перевязки рубашкой боль немного утихает, но все же она настолько сильна, что я скорее падаю в обморок, чем засыпаю.

Я начал думать о том, что, возможно, потребуется ампутация.

3 февраля.

Лодыжка распухла еще больше, и пятно продолжает расти. Если понадобится операция, я думаю, что смогу ее провести. У меня есть спички, чтобы простерилизовать острый нож, есть иголка и нитки из набора для шитья. Рубашку я разорву на бинты.

У меня даже есть два кило «обезболивающего», хотя и немного не той разновидности, которую я обычно прописывал своим больным. Но они бы принимали его, если б смогли бы достать. Готов держать пари. Все эти престарелые дамы с синими волосами готовы вдыхать дезодорант, если есть надежда, что это поможет им взбодриться. Будьте уверены!

4 февраля.

Я решился на ампутацию ноги. Ничего не ел четыре дня. Если я буду дальше тянуть, то возрастет риск того, что во время операции я потеряю сознание от голода и шока и истеку кровью. А как бы мне не было скверно, я все еще хочу жить. Я помню, о чем рассказывал нам Мокридж на занятиях по анатомии. Старый Моки, так мы его называли. Рано или поздно, — говорил он, — в процессе обучения у каждого студента-медика возникает вопрос: какой силы травматический шок может вынести человек? И он щелкал пальцем по анатомической таблице, указывая на печень, почки, сердце, селезенку, кишечник. Как правило, джентльмены, — говорил он, — ответ всегда сводится к новому вопросу: насколько сильно человек стремится выжить?

Я думаю, что смогу провести операцию успешно.

Я действительно так думаю. Полагаю, что я пишу для того, чтобы оттянуть неизбежное. Но мне пришло в голову, что я не закончил рассказ о том, как я оказался здесь. Возможно, мне стоит сделать это на случай, если операция пройдет неудачно. Это займет несколько минут, и я уверен, что еще будет достаточно светло для операции, тем более что на моих часах только девять часов девять минут утра. Ха!

Я полетел в Сайгон под видом туриста. Это звучит странно? Напрасно. Все еще находятся тысячи людей, которые приезжают в эту страну несмотря на затеянную Никсоном войну. В конце концов, есть же люди, которые ходят смотреть на обломки разбитых машин и петушиные бои.

Мой китайский друг дал мне товар. Я отвез его к Нго, который заявил, что это товар очень высокого качества. Он сказал мне, что Ли Цу выкинул один из своих номеров четыре месяца назад, и что его жена взлетела на воздух, повернув ключ зажигания своего «Опеля». С тех пор штучки не повторялись.

Я оставался в Сайгоне в течение трех недель. Я заказал себе место на туристическом лайнере «Каллас», который должен был отвезти меня в Сан-Франциско. Первая каюта. Подняться с товаром на борт не составило никакой проблемы. Нго подкупил двух таможенников, которые лишь бегло просмотрели мои чемоданы. Товар лежал в пакете, на который они даже и не взглянули.

«Миновать американскую таможню будет значительно труднее», — сказал мне Нго. «Но это уже ваши проблемы».