Остаться в живых

— Извини, брат, языка коса я не знаю, как ни жаль, хоть мой прадедушка Адам Кок приехал сюда уже давно.

— Ты говоришь на африкаансе?

— На африкаансе? На голландском-то я умею. — И слова вновь полились из него потоком. Он бесстыдно хвастал, его морщинистое, обветренное лицо оживлялось, когда он пересказывал свою биографию, то и дело вставляя слова из диалекта гриква. Когда Тобела чего-то не понимал, он хмурился и поднимал руку, призывая своего собеседника перевести. Перед ним был настоящий трубадур Северной Капской провинции, развлекающий жителей пригородов на вечеринках в душных танцзалах; он исполнял стихи собственного сочинения и пел, аккомпанируя себе на гитаре, баллады о красоте родных мест. — Вот только зимой деваться мне некуда, путешествую я летом, а зимой здесь мой дом, я развожу костер и пишу песни, а когда приходит охота, отправляюсь развлекаться с девчонками в Бофорт-Уэст.

В то утро Кос Кок услышал новости по радио в своей машине-развалюхе, а потом попал на передачу Джона Модизе и узнал о том, что по округе разъезжает «большой бедовый байкер-коса». Увидев у своей зимней квартиры огромный мотоцикл, он сразу все понял. Это дело рук Господа, Божий промысел, и он не намерен сидеть сложа руки, нет, он хочет помочь.

— Ты собираешься мне помочь? — спросил Тобела, чувствуя, что наелся до отвала, а бренди разогнало кровь.

— Да, брат мой. Кос Кок кое-что придумал.

Тигр Мазибуко построил бойцов «Альфы» возле вертолета. Дождь стал слабее; сквозь тучи иногда виднелись голубые проблески неба.

— Сегодня утром я перед всеми отругал Малыша Джо. Я хочу извиниться. Я был не прав. Я был зол и напрасно сорвался. Джо, ты ни в чем не виноват.

Малыш Джо Морока молча кивнул.

— Я просто не выношу, когда обижают моих ребят, — заявил Мазибуко, которому было не по себе. Он видел, как устали его бойцы.

— Мы перебазируемся в Кимберли. В школу ПВО. Там нас ждет горячая пища и теплая постель. Команда «Браво» — в резерве. Армия и полиция организуют временные блокпосты.

Ребята заулыбались. Мазибуко хотел сказать что-то еще, восстановить связь между собой и ими, загладить свою вину, но нужные слова не шли в голову, и он коротко приказал:

— Залезайте, давайте поспим.

Аллисон Хили отыскала в справочнике адрес Джонни Клейнтьеса и приехала к нему домой. По мобильному телефону она вызвала из редакции фотографа, а потом набрала номер филиала банка «Абса», в котором работала Мириам Нзулулвази. Ей хотелось спросить Мириам, правда ли, что Тобела раньше занимался наркобизнесом. Однако ответа она не получила.

— Миссис Нзулулвази нет, — ответила администратор.

— Вы не скажете, где она?

— Ее увели.

— Кто?

— Полицейские.

— Полицейские?!

— Ей что-нибудь передать?

— Нет.

Аллисон Хили огляделась. Перед ней разворачивалась живописная панорама. Ей захотелось остановиться, передохнуть, но стоянки поблизости не было; пришлось ехать дальше. Руки у нее дрожали. Она поискала в списке контактов номер пресс-секретаря ЮАПС и нажала кнопку.

— Ник, это Аллисон. Мне нужно знать, зачем вы арестовали миссис Мириам Нзулулвази. Для допроса?

— А я все ждал, когда ты позвонишь.

— Значит, она у вас?

— Аллисон, понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Мириам Нзулулвази — гражданская жена Тобелы Мпайипели, которого ищут спецслужбы. Ее работодатель сказал, что полиция арестовала ее прямо на работе.

— О нем я слышал, а о ней ничего не знаю.

— Выяснить можешь?

— Не знаю…

— Ник, я тебя прошу…

— Посмотрим. Я тебе перезвоню.

— И еще одно. Ходят слухи, будто Мпайипели торговал наркотиками в районе Кейп-Флэтс…

— Ну и что?

— Кто может быть в курсе?

— Рихтер. Из отдела по борьбе с наркотиками.

— Ты спросишь?

— Ладно.

— Спасибо, Ник.

— До самой смерти я буду нести ответственность за этого человека, — заявил министр лесного и водного хозяйства.

Он сидел против окна, и лучи восходящего солнца образовали вокруг его головы подобие нимба. Янина Менц подумала: отчего у него такой глухой голос? Не от переживаний ли?