– Вот надо и попытаться выяснить, откуда и почему это он знает, что молочник Фаберже, – встал Доменко. – Все, мне надо идти, до свидания. Значит, договорились? Вот его адрес, – подал бумажку он.
– Договорились, товарищ следователь. До свидания…
Проводив гэпэушника, Остап сказал:
– Видите, Шура, какие рождаются варианты. Миллионные, но навряд они могут стать нашими, когда за ними охотится само ОГПУ.
– Да, командор, дело государственное, раз они сами… если по справедливости… нам не удастся.
– Я так и полагаю, товарищ эксперт, – прошелся по комнате Бендер.
– Но дружбу с гэпэушниками надо продолжить. Посетим этого рисовальщика… – посмотрел на бумажку оставленную следователем.
– Мне пойти или вы сами, командор?
– Пойдем вместе, Шура. Вначале к соседям этого Лоева Семена Михайловича. Вы к одним, я к другим с вопросом: «Нет ли чего продать, для музея?», а уж с таким вопросом и к рисовальщику. И не пойдем, а поедем, эксперт. Для пущей убедительности. Да, и не только к соседям обокраденного, а по всей улице… – посмотрел на бумажку Остап, – по всей Десятинной, где проживает этот рисовальщик. Заставим походить и Адама Казимировича с таким же заданием.
– Ой, командор, хлопотно все это, – крутнул головой Балаганов.
– А вы как думали? Рисовальщик сразу так и пойдет на откровенность? Нет. Да, а к нему мы заявимся только через пару деньков, когда вся улица будет уже знать, что ищутся экспонаты для археологического музея.
Вошел Козлевич и спросил:
– Остап Ибрагимович, надо съездить на заправку автомобиля.
– Съездим, Адам, и вот что… – и Бендер подробно посвятил его в предстоящую операцию.
И вот компаньоны начали осуществлять план похода к Лоеву. Посещая дома, они для большой убедительности показывали газету с объявлением, что открывается музей археологии, для которого собираются экспонаты, возможно имеющиеся у жителей не только Десятинной улицы, но и Андреевского спуска. В результате похождения по домам, было куплено ряд довольно ценных предметов: иконы, кресты, лампадки, медали, старинные монеты медной чеканки, бронзовые и фарфоровые статуэтки и даже кивер с аксельбантами к нему и эполеты.
Глава V
Учитель рисования Лоев о молочнике Фаберже
И вот пришло время, когда великий искатель-предприниматель задернул цепочку входной двери квартиры Лоев, учителя рисования.
Перед Остапом предстал среднего роста мужчина лет сорока-сорока пяти, с гладко причесанными седеющими волосами, с несколько морщинистым лицом. Светлые его глаза внимательно смотрели на Бендера, и прозвучал негромко вопрос:
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, хозяин, – улыбнулся ему в ответ Остап. – Вы, наверное, читали, – развернул перед Лоевым газету искатель.
– А-а, да, все улица уже об этом…
– Я председатель клуба археологов, уважаемый, – раскрыл картонки своего удостоверения Бендер, – Вот ищем, собираем нужное, интересное. Может и вы, предложите нам что-то… разрешите войти? – улыбнулся Остап.
– Собственно… у меня ничего такого для клуба… входите, пожалуйста, если уж так, – посторонился Лоев.
– Благодарю, – вошел Бендер. – Разрешите представиться – Остап Ибрагимович Бендер.
– Очень приятно, Лоев… Семен Михайлович. Лоев, – повторил он.
– Рад знакомству, уважаемый Семен Михайлович. Возможно, и найдете что-нибудь для нашего клуба…
– Нашел бы, – указал хозяин на стул у стола. – Если бы не ограбили…
– Как!? Вас ограбили? В милицию заявляли?
– Да, унесли самовар, из посуды кое-что, костюм мой выходной. Платья жены, мой сюртук гимназический…
– Гимназический? Интересно…
– Да, я преподавал в свое время в гимназии…
– Интересно, географию преподавали или…
– Нет, рисование. Две картины унесли… мои картины, маслом.
– О, я всегда уважал и уважаю художников, любезный Семен Михайлович.
– Да, отрез на пальто унесли для жены, собирались шить.
– Вот мерзавцы, а что-нибудь из предметов, могущих стать экспонатами для нашего музея?
– Да такого… вот думаю. И не нахожу что-то… Вот молочник…
– Ну, это посуда… Самовар, тарелки…
– Э-э, нет. Молочник, а к нему две чашечки, работа самого Фаберже.
– А кто это такой? Как вы сказали Фабе…
– Фаберже. Это знаменитый царский ювелир. Дорогая вещь. Ее и унесли. Воры, наверное, и не знают, сколько он стоит, если продать знающим.
– Интересно, а вы знаете, уважаемый Семен Михайлович?
– Сколько не знаю, но дорого.
– Вы знаете, уважаемый Семен Михайлович, у меня есть к вам предложение. Поскольку вы художник, не согласились бы вы, когда мы откроем музей, сделать надписи над каждым экспонатом и с кратким пояснением? Или вы заняты учительством в школе?
– Не занят. Я не работаю. Рисование не преподают в обычных школах сейчас. Да и места нет, если бы я предложил свои услуги по какому другому предмету.
– Вот и славно. Мы вас пригласим, когда музей откроем.
– Согласен, Остап Ибрагимович. Работать надо, чтобы карточки на хлеб получать.
– Да, оформим тогда… А что этот молочник, как вы сказали, Фаберже мог бы быть ценным экспонатом в нашем музее?
– Еще каким, но не знаю, решился бы я вам его продать?