Егор смотрел в мою сторону пристально, с каким-то сочувствием, он не улыбался. Потом и вовсе отвёл взгляд. Они пили чай. Я видела, что мама начинала клевать носом, да и время близилось к четырём утра.
— Я пока уберу всё, — намекнула, что пора заканчивать застолье, встала и принялась собирать посуду.
— Разреши мне, — Егор подключился и начал уносить тарелки со стола. — Лучше пока постели родителям.
Я уложила их в гостиной. Когда они улеглись, прокралась на кухню. Хотела поговорить с Егором. Он по-хозяйски, но в то же время с осторожностью, чтобы не греметь, складывал посуду в посудомойку. Не обернулся, ничего не сказал, хотя знал ведь, что я на кухне.
— Катя, иди спать, утром поговорим, — обернулся он ко мне и тихо, почти шёпотом проговорил. — Уже поздно.
— Ты не объяснишься? — я сама не знала, что хочу услышать, но поцелуй не шёл из головы, слишком понравился, сама не ожидала от себя такой реакции.
Егор встал напротив, потёр переносицу, вздохнул, посмотрел мне в глаза, чуть поморщившись:
— Я слышал твои мысли, ты же хотела этого поцелуя, — тихо выдал он.
Я не запомнила все свои мысли во время танца, может, и мелькнуло неосторожное желание, когда разглядывала его лицо и губы. Стало стыдно, я отвела взгляд, нахмурилась.
— Спокойной ночи, Егор, — и тихо ушла из кухни в спальню. Мне нечего было больше сказать.
— Спокойной ночи, Катя, — услышала его шёпот вслед.
Пока умывалась, ругала себя: «Чего я ждала от него? Признания в любви?! Он обещал быть галантным, обещание исполнил. Он и был галантным, а я себе уже чего-то напридумывала!»
Я лежала в кровати и никак не могла уснуть, меня нестерпимо тянуло к Егору, я хотела повторить поцелуй, да хоть просто поговорить, услышать его голос, смотреть на него. Закрывала глаза и мысленно возвращалась в гостиную, где мы танцевали и целовались, будто вновь осязала его тёплые нежные губы, ощущая покалывание в собственных, а в груди словно загорался огонь. Тяжело вздохнула, чувствуя себя глупо, и стало ужасно стыдно перед Егором, ведь он же всё слышит.
Глава 41. Человеку нужен человек
Утром меня отпустило из плена мыслей о Егоре. Я обвинила во всём шампанское, наверное, последний бокал был лишним, вот у меня и ноги подкосились, и в жар бросило.
Родители и Егор завтракали, когда я зашла на кухню, причём призрак хозяйничал и развлекал родителей. За мной он тоже поухаживал: сразу налил и поставил на стол горячий кофе. Обычный, привычный Егор, ничего не поменялось. Или нет?
Всё-таки поменялось: если до этого мне было всё равно, где он и что делает, то сейчас хотелось быть рядом, слушать голос, ловить улыбки.
После завтрака мама затеяла печь пирог, отказавшись от моей помощи. Отец выудил из шкафа один из философских трактатов Егора и принялся читать. А мы под благовидным предлогом прогулки с собакой ушли в лес.
На улице было морозно и солнечно. Снег ослеплял. Дружок, как всегда, убежал в глубь леса, а мы медленно брели по его следам. Я не знала, что сказать Егору, убедила себя, что вчерашнее — это всего лишь влияние шампанского, не более.
— Похоже, я начинаю нравиться твоим родителям, — улыбнулся Егор и глянул в мою сторону. — Даже маме.
Он вёл себя как обычно, в его поведении и разговоре ничего не поменялось, но мне становилось неловко за вчерашние мысли и желания.
— Это хорошо, — улыбнулась я. — Моей маме трудно угодить.
— Для родителей ты навсегда останешься маленькой девочкой, — выдал он. — Даже когда выйдешь на пенсию.
Егор шёл медленно, пинал ровную гладь снежного покрова, снег высоко взлетал и осыпался мелкой переливающейся на солнце пылью. Нам необязательно было идти за собакой. Дружок, набегавшись, обязательно бы нас нашёл. Но, во-первых, было морозно, и, остановившись, мы бы быстро замёрзли, а, во-вторых, я боялась смотреть Егору в глаза после вчерашнего.
— Может, поэтому я никак не повзрослею, — вздохнула я. Всю свою сознательную жизнь, последние лет десять, я пытаюсь доказать родителям свою самостоятельность, но чем больше стараюсь, тем больше понимаю, что внутри у меня всё ещё сидит ребёнок, который не хочет жить взрослой жизнью, не хочет обязательств и ответственности, но с другой стороны, мне нравилась такая жизнь: делаю что хочу, никто не указывает, и я ни от кого не завишу. Я взглянула на Егора, стало интересно его мнение. — Ты считаешь меня инфантильной?
— Нет, Катя, не считаю, — вдруг усмехнулся он. — Ты самостоятельная личность. А то, что убеждаешь себя, что тебе никто не нужен, отгораживаешься от общества — лишь тараканы или особенность характера, — дёрнул он плечом.
— Особенность характера?! — странно было это услышать, я попыталась объясниться. — Я, может, не очень люблю людей, мне тяжело с ними взаимодействовать, а когда кругом толпы, это выматывает. И от близких я никогда не отгораживаюсь, но одной мне как-то проще.
— Ты очень чуткий человек, Катя, — Егор вдруг посмотрел куда-то вдаль, на заснеженные макушки деревьев, но продолжил говорить: — И подстраиваешься под каждого, вот тебе и сложно пропускать через себя чужие проблемы и заботы.