Останься со мной

«Я поимею ее во все щели! Она расплатится своей писькой!»

- Слышь, какие хозяева жизни подрастают? - свирепо прорычал Миша; глаза его налились кровь.

Эту запись он переслушивал не единожды; запершись в своем кабинете, приняв сообщение от Акулы, бесконечно долго куря, он думал и слушал ее всю ночь, сжимая кулаки в бессильной злобе.

- Откуда вы, такие, лезете! - прорычал Миша, наконец, дав своей ярости выход. Его руки тряслись, когда он снова нажимал кнопку диктофона. - Откуда вы, блядь, лезете?! Откуда ты, курица, достала своего звереныша, а?! Скажи мне?! За это убивать надо!

- Тише, спокойнее, Миша! - строго пророкотал прокурор. - Ну, если хочешь, жду тебя через час у себя. Приму заявление, свидетельские показания… юрист, говоришь, девчонку отбил? Резвые у тебя юристы… Это хорошо, что юрист. Закроем этого сексуального маньяка, сопляка, как положено.

Услыхав это, лишившись поддержки, на которую так рассчитывала, мамаша побледнела, как мел и завопила так, словно ее резали.

- Не надо! - выла она, бросаясь на Мишу снова и снова, да так яростно, что мордовороты ее еле сдерживали. - Петеньку моего!..

- Хуетеньку, - грубо и свирепо ответил Миша. - Не, Глеб Вадимыч, мне этот позор не нужен. Девчонка молодая, чего ей жизнь ломать. Чтоб потом на нее пальцами показывали? А упыренка поучить надо. Вот сапоги топтать в стройбате - это самое оно. Тут же их много было, целый взвод…

- Еще и группой лиц! - присвистнул прокурор. Миша только кивнул, облизнув пересохшие от злобы губы, хотя прокурор его не мог видеть.

- Сколько вас было?! - взревел разъяренный Миша, обращаясь к мальчишке, который тоже утратил былое нахальство. - Сколько?!

- Пятеро! - заверещал тот в ответ. Миша кивнул головой:

- Вот, почти пехотное отделение!  - удовлетворенный, произнес он. - Братья по оружию, а?! Один за всех, и все за одного! Никаких ВУЗов. Нечего их, идиотов, грамоте учить. Сначала надо научить людьми быть!  Поможешь оформить парням путевки в солнечное заполярье, проследишь, чтоб все проследовали на место прохождения службы? Погреба будут рыть, вечную мерзлоту долбить ломами, если сил немерено и девать их некуда!

- Не на…

Миша больше слушать не стал; коротко распрощавшись с прокурором, он отшвырнул чужой телефон и без лишних слов вышел вон, на воздух. Атмосфера этого дома, в котором чуть не произошло горе, душила его, но Миша не позволил себе ни жеста, чтоб выказать свою слабость, несмотря на то, что тошнота подкатывала к горлу. Отчасти он завидовал Лассе; тот мог выказать свою ярость в драке. Миша тоже хотел двинуть в морду - безвольному папаше, который, похоже, никакого авторитета дома не имел, и вырастил вместо сына поганое говно; хотел всечь хлесткую пощечину мамаше, которая это говно яростно защищала. Самому мальчишке - от души дать ему в грызло еще разок, сломав ему челюсть, выстеклить зубы, чтоб потом улыбался пустым слюнявым ртом…

Но нельзя, нельзя.

Зато он мог намного больше - изломать их привычную жизнь, встряхнуть пыльный, душный мирок, провонявший застоявшимся запахом сигарет, выколотить вальяжную вседозволенность, свернуть шею быдло-уверенности, что все можно.

«Я вам покажу, как трогать мою семью! Я вам покажу…»

* * *

Днем, когда Лера немного освоилась у Миши, а мадам Медведица с Анькой отправились на рынок, приехал Акула.

Он пришел неслышно, осторожно, словно крадучись, но Лера узнала его по звуку шагов, по чуть слышному запаху парфюма, который теперь ей казался самым родным запахом. Миша быстро проводил его в свой кабинет, и Лера увидела лишь черное короткое пальто Акулы и почуяла запах дождя - и все.

Изнывая от любопытства и от желания увидеть Акулу, хоть кончиком пальца коснуться его, поймать его взгляд на себе, Лера прокралась к дверям Мишиного кабинета и прислушалась.

Миша молча проводил к себе Лассе, молча указал ему на кресло, молча плеснул  коньяка в пузатый бокал и придвинул его гостю. Это был первый жест доверия и одобрения, что Миша проявлял по отношению к Акуле за последнее время, и тот принял его с  молчаливой благодарностью, отсалютовав бокалом хозяину.

- Молодец, - кратко бросил Миша, озвучивая ситуацию с Лерой. - Хорошо поработал… во всех смыслах этого слова. Что там с Люси?

Акула, расстегнув пальто, коньяк махнул, сжал губы, пережидая, когда обжигающая жидкость растечется расслабляющим теплом по телу.

- Сука она, - грубо ответил Лассе, аккуратно поставив бокал на стол. - Чуть из трусов не выпрыгнула, набросилась на меня прямо в машине… Мерзость-то какая! Никого не постеснялась, потаскуха… Надавать бы ей поджопников…

Лассе прибавил от себя пару непечатных ругательств, с остервенением отерев губы, словно на них все еще сохранился вкус ядовитого поцелуя Люси.

- Так и надавал бы, - услужливо разрешил Миша. - У тебя это хорошо получается.

Лассе брезгливо фыркнул, всем своим видом выказывая  отвращение.

- Я не бью женщин, - ответил он высокомерно.