Останься со мной

— Ну все, богатырь, пошли поспим, а маме дадим отдохнуть, — Лариса забирает Матвея.

— Как уложите его, может уходить. Ужин мужу я разогрею уже сама.

— Хорошо.

Обычно Лариса уходит сразу после прихода Тараса, но сегодня решаю отпустить ее пораньше. Матвей благодаря нашим играм устал и наверняка проспит несколько часов, а Тарас должен приехать где-то через час. О задержке он не предупреждал.

Стараюсь доделать презентацию до возвращения Тараса. Спешу и укладываюсь ровно в час. Ищу флешку, чтобы перекинуть данные с его компьютера потом на свой, но все никак ее не нахожу. Зато вижу в столе у Тараса другую и беру ее. Не знаю, что меня дернуло посмотреть на ней информацию, но вначале я попадаю на документы. Все они — на имя моего отца. Затем… затем я отрываю видео. Меня хватает на несколько минут, потом я отключаю и непонимающе смотрю на экран.

Становится понятно, почему отец не стал ничего предпринимать, когда я ушла. Только вот… внутри растет огромный ком. Он стоит где-то поперек горла. Перед глазами — девчонки из видео и все то, что с ними там делали. У меня мурашки по коже и слезы по щекам. В таком состоянии меня и находит Тарас. Когда я слышу хлопок двери, оказываюсь не в состоянии быстро достать флешку и закрыть ноутбук, да и не считаю нужным скрывать, что узнала.

— Ты где это взяла? — тут же спрашивает Тарас и выдергивает флешку. — Успела увидеть?

Он прижимает меня к себе, и я начинаю плакать еще сильнее. Какой бы равнодушной я не была, я не могу спокойно реагировать на происходящее, не могу об этом забыть. Начинаю думать, что рано отменила сеансы психотерапевта. После такого мне точно понадобится помощь.

— Ну, хватит… ты чего так раскисла?

— Это… — я тычу в уже погасший экран ноутбука. — Это слишком, Тарас. Мы ничего не сделаем?

— Ты хочешь, чтобы я что-то сделал?

— А мы можем?

— Можем, — киваю. — У меня есть знакомый в прокуратуре. Уверен, он заинтересуется этим делом, но… Лиза, он твой отец.

— Мне без разницы. Без разницы, ясно? Он чудовище!

Мне сложно поверить в то, что мой папа, тот самый папа, который укладывал меня спать, который пел мне колыбельные, мог такое сделать. Я прикрываю глаза и пытаюсь отвлечься, но у меня не получается. Я все время думаю о тех девчонках, которые там и мне хочется делать что-то прямо сейчас. Я дергаю Тараса и прошу его позвонить этому знакомому прокурору прямо сейчас. Отправить это видео.

— Мы должны их спасти!

— Эй, — Тарас обхватывает меня за щеки. — Девчонок отпустили, с ними работает психотерапевт. Притон закрыли.

— Мы все равно должны что-то сделать. Чтобы таких притонов больше не было.

— Они все равно будут. Таких, как твой отец — много.

— Я не пойму, ты его защищаешь?

— Нет, конечно. Пытаюсь напомнить тебе, что он все еще твой отец.

Я это понимаю. Знаю, что он мой отец, но не представляю, как общаться с ним после такого. После всего, что я увидела. А мама… интересно, она знает?

Во мне сейчас внутри кипит такая бурная деятельность — справиться трудно. Я хочу позвонить и рассказать все маме, спросить у отца, как он мог и увидеть, как его выведут из нашего большого дома под конвоем, но Тарас меня успокаивает. Прижимает к себе, целует, расслабляет. Он тоже за то, чтобы разобраться с отцом, но просит не гнать лошадей. Он обязательно позвонит прокурору, но завтра.

Весь следующий день проходит на нервах. Я то и дело пересматриваю новости и заглядываю в телефон. Уверена, мама позвонит, как только отца арестуют. Скажет, что во всем виновата я и Тарас. Обвинит нас и будет права, потому что это я сказала, что мы должны это сделать, но о задержании я узнаю из новостей поздним вечером.

По телевизору сообщают о задержании моего отца, я вижу его на экране, вижу заплаканную маму и смотрю на все еще погасший экран телефона. Мама не звонит. Ни о чем не рассказывает. Молчит. Звонок раздается ближе к ночи. Мы уже собираемся ложиться, когда мой телефон оживает.

— Алло, — отвечаю с опасной, боясь нарваться на обвинения, но мама сообщает охрипшим от слез голосом:

— Он не виноват. Это не он. Не его притоны.

— А чьи, мама? Я видела документы.

— Ты такая глупая, — бросает она в трубку и отключается.

Попытки дозвониться к ней снова не увенчиваются успехом. Мама отправляет меня в черный список, и я не понимаю, что конкретно она имела в виду. Она что-то знает? Знает, кому принадлежат эти притоны, но не рассказывает? Или же просто на слово верит отцу? Думает, его подставили? Но это смешно! Он бы давно узнал, кто с ним так поступил и наказал этого человека! Я в этом уверена!