Было скучно, Барханов? Чувств не хватало? На, ёпт, получи. До самой крыши и даже выше. И куда деваться от этих самых чувств не знаю. Я бы и рад нацепить привычную маску непробиваемого равнодушного козла и спокойно все обдумать, но не получается. Меня так штормит, что я всерьез опасаюсь, что разнесу все вокруг.
Лера, что б тебя…
Как вообще посмела утаить? Что за детский сад?
А не сцепись она со Щегловым, я так бы никогда и не узнал о существовании Макса? Она так бы и молчала?
В моей рациональной башке не укладывается, как такое вообще возможно. Я никогда не мог понять и просчитать Вознесенскую, но чтоб настолько. Это капец.
Мне тошно дома. Тошно одному.
Великий и ужасный Демид Барханов не может сам справиться со своими проблемами. Докатился, блин. Из-за девчонки, которая когда-то давно сунула фак мне в нос. Если бы я тогда знал, что все так обернется…
Но я не знал тогда, и сейчас тоже не знаю, как выгребать из этого дерьма. Поэтому делаю то, что никогда не делал. Звоню брату. Не для того, чтобы обсудить бизнес или просто перекинуться парой слов. Я звоню ему, потому что мне нужна поддержка, надежное плечо рядом. Сам я не вытягиваю.
— На часы смотрел? — шепчет в трубку после того, как я выслушал два десятка гудков.
— Нет.
— Что-то случилось? — он сразу улавливает мое настроение.
— Да.
— Приехать?
— Я сам.
Я знаю, что Вероника не любит, когда я появляюсь у них, но сейчас готов терпеть ее недовольство. Мне нужно сбежать из дома. Нужно сбежать от этой проклятой папки с материалами на Вознесенскую, и от самого себя.
Водитель, которого я только недавно отпустил, возвращается без лишних вопросов. Я плачу ему так много, что этой суммы достаточно, чтобы погасить любое недовольство. Его время принадлежит мне.
— К Артуру, — бросаю, падая на сиденье. Жестом показываю, чтобы поднял перегородку. Я хочу побыть один. В потном кулаке — фотография Лерки с сыном, и всю дорогу я пялюсь на них, не отрываясь. Даже не моргая. Будто боюсь, что стоит только сомкнуть веки, и картинка пропадет.
Я никогда не представлял ее в роли матери. Слишком шальная, слишком громкая и наглая, для того чтобы сюсюкать над кроваткой и петь детские песенки. Я был уверен, что с этой задачей она не справиться. Будет откладывать лет до тридцати, до тех пор, когда нагуляется, и вся дурь из головы уйдет.
Сделала. Справилась. И родила, и доучилась, и работает. И мужикам головы кружит. И срать она хотела на то, что я там думал и просчитывал.
Артур встречает меня в дверях. На нем спортивные штаны и футболка, надетая наизнанку. Глаза красные и немного ошалевшие от недосыпа.
— На кухню, — шепчет и кивком указывает направление.
Я захожу первым, он следом. Тихо прикрывает дверь и на миг замирает, прислушиваясь. Убедившись, что все спокойно оборачивается ко мне:
— Я не стал будить Веронику и говорить, что ты приедешь.
Киваю. Веронике точно не зачем об этом знать.
— Что стряслось? На тебе лица нет.
Я молча протягиваю ему смятую фотографию.
— Это что? — Артур берет снимок, расправляет его и долго рассматривает.
На его лице выражение крайней озадаченности. Уверен, что сейчас брат пытается придумать какое-то логичное объяснение этому всему.
— Если бы я не видел эту девушку с тобой, я бы подумал, что у нее на руках маленький Кирюха, — наконец, произносит он, поднимая на меня взгляд. В нем плещется немой вопрос, хотя он и так знает ответ.
— Это Макс.
На его имени меня подводит голос, срывается на хрип.
Макс. Максим. Я до сих пор не могу поверить в его существование.
— Сколько ему?
— Два с хвостом.
— И как давно ты знаешь о его существовании? — мрачно интересуется брат, снова опуская взгляд на фотографию.
— Меньше часа, — я отхожу к окну, за которым непроглядная ночь. Сдавливаю виски, пытаясь погасить пульсирующую боль в голове.
— Черт, Дем, — выдыхает он, — че-е-ерт. Я не знаю, что сказать. Это…это все так…
Я криво усмехаюсь. Красноречие Артура дает сбой, свое собственное давно уже валяется в ауте. Как и выдержка. Как и здравый смысл. Как и все остальное.
Сто очков в твою пользу, Лерочка. Еще никому не удавалось так размотать меня. Чтобы сказать ничего не мог. Чтобы не знал куда идти и что делать.
— Почему она не сообщила?
— Потому что считала меня конченым козлом. До сих пор считает! Я о сыне случайно узнал. Понимаешь? Случайно! Если бы не обстоятельства — хрен бы она мне сказала.
Меня потряхивает от злости. Я буквально взрываюсь, вываливая на брата все, что накопилось. Он слушает, мрачно наблюдая за тем, как я мечусь из стороны в сторону. Не перебивает. Только в конце, когда я полностью выдыхаюсь и обессиленно плюхаюсь на стул, спрашивает:
— Что будешь делать?
— Сын будет со мной. Без вариантов…
Я не успеваю договорить, как дверь распахивается, и на кухню влетает Вероника. Маленькая, растрепанная, закутанная до самых пяток в белый пушистый халат. Она подлетает ко мне и с такой силой толкает в грудь, что чуть не сваливаюсь со стула на пол.
— Не смей! Слышишь, Барханов?! Не смей даже думать об этом! — рычит она.
— Вероника! — Артур пытается ее успокоить.