Остановка в городе

Когда мы достигли моря, я сказал, что солнце плачет.

— Весьма меткое сравнение, — заметил брат.

За домами поблескивал кусочек залива, вода отливала красновато-синим. Над морем опустилось солнце, под ним висела лохматая дождевая туча. Возникло странное ощущение: черная туча хочет поглотить солнце, а солнце плачет от страха или от внезапного чувства беспомощности, и его слезы капают в тучу.

— Оно и правда плачет, — согласился брат, вынул из кармана пистолет и вложил в ствол пулю. В этот момент мне вспомнилось, как он пошел зимой во двор пострелять, а когда вернулся домой, на черной блестящей поверхности пистолета выступили капельки влаги. Это и понятно, ведь он принес металлический предмет с мороза в тепло, но тогда брат взглянул на меня с какой-то странной улыбкой и сказал:

«Видишь, у него есть душа, он плачет», — и провел тряпкой по мокрым от слез щекам пистолета.

Мы бродили уже довольно долго, и я предложил посидеть и немного передохнуть. Брат и слышать об этом не захотел.

— Пошли дальше, здесь даже воробьев нет, — сказал он повелительно, и я подчинился, не осмеливаясь больше жаловаться на усталость. Просто я привык делать все, как хочет брат, возможно, с моей стороны это слабость, что я не могу поступать вопреки его желаниям или навязывать ему свои. Он старше меня, ходит стрелять в тир и постоянно хвастается, что попадает только в десятки, но вообще-то он соображает гораздо лучше меня, этот мой брат.

Он огляделся по сторонам, словно высматривая добычу, в руке заряженный пистолет, но поблизости не было ни единой птицы. Только море. Он отправился к морю, я поплелся следом, тщетно пытаясь заговорить с ним. Но он молчал. Внезапно я оцепенел. Брат обернулся и тоже остановился:

— Что с тобой, ты побледнел и дрожишь?

— Мне стало плохо, — соврал я слабым голосом. Брат подошел ко мне и пощупал пульс.

— Давай вернемся, — попросил я. До моря оставалось метров двести. В небе безмолвно кружили чайки. Брат испытующе посмотрел на меня, и мне показалось, что он прочитал мои мысли. Когда он зашагал дальше, я понял, что не ошибся.

— Постой! А что, если пойти к складам, знаешь, к этим товарным складам, там всегда полно воробьев, я сам видел!

Брат снова взглянул на меня, затем повернулся и пошел к морю, и теперь я знал, что он твердо решил пострелять чаек. Он решил это, уже выходя из дома, и выбирал для прогулки именно те улицы, которые вели к морю. И он ни за что не согласится пойти к складам, потому что там полно народу, и он не отважится там стрелять.

Я побежал за братом и схватил его за рукав.

— Погляди, сколько там птиц, — пять, нет, шесть, да нет, гораздо больше.

Брат посмотрел, но ничего не увидел.

— Они сели на деревья, птицы сели на деревья, — с жаром твердил я, но он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, и зашагал дальше. Внезапно он остановился. — Смотри, — прошептал он.

На телеграфном столбе сидела большая птица. Серая, гораздо больше чайки. Казалось, она любуется морем или о чем-то думает. Она была умная, красивая и гордая — эта птица.

— Я подстрелю ее, — сказал брат. — Отсюда до нее шагов тридцать, но я все равно подстрелю ее.

Я хотел сказать, что нельзя, что эта птица такая же красивая, как и чайка, а чаек стрелять нельзя. А если он посмеет застрелить эту птицу, я сделаю из нее чучело и птица снова оживет и станет являться брату по ночам и пугать его. Но я стоял неподвижно, дрожа и зажмурив глаза, я не смел перечить брату, потому что тогда он просто прогнал бы меня, и так я стоял, зажмурив глаза и моля бога, чтобы брат промахнулся и птица улетела.

Раздался выстрел, спустя миг я открыл глаза. Я увидел торжествующее лицо брата. Увидел, что птица упала на песчаную дорогу, несколько раз взмахнула крыльями и осталась лежать неподвижно. Она лежала лапками кверху, хвостом к нам: она была мертва.

Я побежал вниз, к морю, оно было очень тихим, и черная туча скрывала солнце.

— Где птица? — спросил я подошедшего брата.

Он ничего не ответил, поднял пистолет, и я увидел перед своими глазами маленькое черное отверстие. Затем я упал. Я был мертв.

Придя в себя, я увидел склонившегося надо мной брата. Он криво усмехнулся и сказал:

— Ну, ты и… я же пошутил… — А затем спросил:

— Ты не ушибся, когда падал? — Потом пощупал мою голову, но у меня как будто и не было головы и брата у меня не было, и меня самого не было, и птица была мертва, она лежала лапками кверху, хвостом к нам.

Земляника