– Ну, так чего теряешься тогда сейчас? Вот она я. Даже силой брать не надо. Сама отдаюсь. Или мне еще самой брюки спустить и себе и тебе? Так я могу…
Я взялась за его пояс и, не сдерживаясь, рассмеялась, когда он резко отбросил мои руки в сторону.
– Ты все-таки трус… – Заявила я ему в лицо. Он побледнел, но я давила: – Кого ты боишься? Меня? Или Артема когда он наутро узнает, как мы тут с тобой развлекались? Артем тебе слова не скажет. Он меня вообще непонятно кем считает. Малой называет. Так что не бойся…
– Сестрой…
– Что? – Не поняла я.
– Он тебя сестрой считает. Сам так говорил. Недавно. Когда тебя не было. – Ответил он.
Но в тот момент я меньше всего хотела думать о том, кем меня Артем считает. Я, не думая о последствиях, расстегнула брюки и, выбравшись из них, сказала, снова становясь ровно перед ним:
– Ну вот. Теперь тебе даже самому стягивать с меня ничего не надо. Давай. Не теряйся, давай. Когда у тебя еще женщина будет? С твоими охранниками это проблемно…
Мне было смешно наблюдать, как его бледность сменяется краской, и наоборот. Но он упрямо впился пальцами в подоконник и даже не пытался шевельнуться. А я подступила к нему в плотную и прижалась со всей силой к нему. Я почувствовала и как он хочет меня, и как страшно и мощно бьется сердце в груди. Я потянулась и достала его напряженной шеи. Неуклюже поцеловала. Потом поцеловала, а, кажется, просто обслюнявила ему подбородок. Он не шевелился. Я взяла его руку и с трудом оторвала от подоконника. Потянула на себя. Заставила подойти к кровати. Села сама и стала расстегивать ему брюки. Он снова жестко и коротко убрал мои руки. Повернулся и ушел к подоконнику. А я завернулась в одеяло, забралась с ногами на постель и тупо уставилась в одну точку. Он не смотрел на меня, я не смотрела на него, но, кажется, в тот миг мы чуть ли не мысли друг друга понимали.
– Мне это надо… – тихо сказала я.
– Не надо тебе этого. – Небрежно ответил он и даже не повернулся.
– Ты тоже этого хочешь. – Уверенно сказала я, не отрываясь от выбранной мной точки на стене.
– Наверное. – Сказал он. – Только не с тобой. Ты красивая. А будешь еще красивей. Но у меня слишком сильное чувство вины перед тобой. Я ничего не могу поделать. Извини.
– Ему оно не мешает. – Сказала я, и он прекрасно понял, что имеется в виду.
Хмыкнув, он сказал поворачиваясь:
– Я пойду. Мне надо с Альбертом еще договориться. Чтобы он на синтез топливо поставил. А то транспорт заправлять уже нечем.
– Стой. – Сказала я.
Он остановился напротив меня и повернулся. Постоял, чего-то выжидая, и только потом заметил что я тихо плачу. Слезы, эти проклятые слезы сами текли, никого не спрашивая.
– Пьяные слезы. – Сказал он и я откровенно разозлилась. Да пьяные. Да слезы. Но больно-то в груди не от алкоголя. А вообще непонятно от чего.
– Угу. – Сказала я.
Он постоял немного и сказал:
– Тебе надо лечь спать. У тебя действительно был тяжелый день и тяжелая неделя.
Я кинула и продолжила:
– И месяц… и год тоже отвратительный, да и вообще эта моя жизнь какая-то неудачная. Можно мне другую? А выбрать можно? Или ассортимента нет?
Он тяжело вздохнул и присев на край кровати спросил:
– Чем я тебе могу помочь? Ну, кроме этого…
– Ты запарил меня, своим "Чем я могу помочь"! И даже этим ты не помог бы. На утро я представляю, как бы мне противно было… – я откинула голову, прислонив ее к стене, и слезы уже ленивее потекли по щекам. Разглядывая свет за окном от фонаря, я сказала: – Я просто не понимаю. Ничего не понимаю. Что вообще происходит и со мной и с другими? Почему, такие как ты, выживают. Героями становятся. Танки взрывают… А такие как мой парень, Стас, гибнут ни за что. Просто потому, что не вовремя не в том месте оказался? Или Хадис. Ты его не знаешь. Тоже мальчик… он хоть и солдат был, но не такой как вы. Добрее, наивнее… Ваши его расстреляли.
Я краем глаза видела, как он пожал плечами. Потом он тоже посмотрел в окно и ответил:
– Василий говорил, что в гражданской войне выживают и побеждают только подонки. Он предлагал нам всем не заблуждаться на наш счет. Он всю эту войну называл соревнованием, кто окажется большим подонком и при этом будет казаться белее и пушистее.
Я нервно хихикнула. Ведь так оно и было по сути.
– Ты достойный ученик Василия. – Сказала я и, высунув руку из-под одеяла, хлопнула его по плечу.
Он, улыбнувшись, посмотрел на меня и сказал:
– Спасибо, я знаю.
Он сказал это так обыденно и естественно, что я невольно ответно улыбнулась ему.
– Я пойду? – спросил он.
– Нет. – Сказала я. – Посиди здесь. Я быстро усну. Только свет выключи. Я просто хочу разучиться тебя бояться.
– Да я сам тебя боюсь. – Признался он и, выключив свет, вернулся опять на край кровати.
Улыбаясь этому откровению я легла на живот поудобнее завернувшись в одеяло и подложив руку под подушку.
– Спокойно ночи. – Сказала я, зевая, и он пожелал мне того же.
Утром я попыталась трезво оценить, что было ночью и стыдливо краснея, обещала себе, что завязываю с крепкими коктейлями. Раз и навсегда завязываю…
А в понедельник первые слова, что я сказала Артему, были: