Я криво усмехнулся и даже хотел что-то сказать по этому поводу, но передумал. Зачем еще ее расстраивать. И так столько оказывается дерьма вокруг.
– И как дальше? – не удержался я когда она затянула меня на диван.
Молча с грустью улыбаясь Катя сделала жест бровями, мол, кто его знает.
– Ты уедешь уже скоро. Я тут один куковать буду. Найду себе подружку. Ты там вообще выйдешь замуж за какого-нибудь титана мысли. – я говорил с усмешкой, но Катина улыбка пропала. – Мне придется всю жизнь молчать, что знал и довольно близко дочь Энергетика. Тебе тоже что ты конкретно отрывалась с простым студентом. Что бы не компрометировать тебя, если вдруг твой папа попросит тебя выйти замуж за того же сынка Генерала. А что? Чем не династический брак?
Катя, наклонив голову, спросила:
– Ты специально меня довести хочешь, чтобы я тут разревелась?
Помотав головой, я сказал:
– Нет. Я просто немного потерялся. Слишком много впечатлений. Просто я не понимаю, как вообще жить дальше. И не только из-за тебя. Идти по улицам и показывать средний палец уродам, что потом просматривают пленки? Или разговаривая по телефону в конце прощаться и со службой прослушивания? Или интересоваться у милиции, когда запланирован "стихийный митинг"? Или в разговоре на работе обращаться в пустоту и говорить "Вы знаете, мы тут не просто деньги государства проедаем мы тут еще и работаем". А в постели с тобой нам, наверное, все-таки стоит это дело делать под одеялом… мало ли откуда снимают.
– Не мешай онанистам получать удовольствие. – горько сказала Катя и я рассмеялся.
– Странно все это. Понимаешь все понятно и в то же время странно. Все так логично и правильно. Только в этой логике чего-то не хватает. Человечности наверное. Уважения к личности. Я когда вернулся и удивился как со мной разговаривал офицер Юстиции. Уважительно так. Отцу очень понравилось. А ведь все просто. И это вот демонстрационное уважение тоже очень правильно рассчитано, чтобы я понял я вернулся в нормальный мир, где я человек, где меня уважают. Не важно, что за каждым моим шагом следят. Неважно что какие-то ублюдки с отвисшими челюстями слюни пускают разглядывая как я целуюсь с красивой девчонкой.
– Там очень много девушек, женщин в службе контроля работает. – сказала Катя.
– И они что слюни не пускают?
Она пожала плечами.
– Как вот тут не материться и не просить прервать киносеанс?
– А ты не думай просто об этом. – сказала Катя. – Поверь это довольно не сложно – знать и не думать. Просто принять, как факт это.
Я хотел подняться с дивана, но Катя удержала меня.
– Я за сигаретами. – сказал я и она меня отпустила. – Курить жутко хочется.
Закурив и подойдя к окну я спросил:
– А здесь наши разговоры тоже записываются?
Катя подумала, прежде чем ответить и просто молча кивнула:
– Конечно. К нам хоть наши родители странно относятся но все-таки наши жизни должны быть защищены и под контролем. Наверное даже под еще большим контролем.
– Я почему-то так и подумал. И все что мы говорим потом пойдет на стол твоему отцу?
– Нет. Это вот вряд ли. – усмехнулась Катя. И вдруг воскликнула со смехом: – Оператор! Стереть разговор по просмотру.
Я тоже заулыбался и спросил:
– И что они тебя послушают?
– Да нет, конечно… – смеясь, ответила Катя. – Скорее всего, выделят фрагменты, сохранят для истории. Через пять лет очистят, как у них в инструкции сказано.
– Ах, ну да… – смеясь, я подхватил ее тон: – Они же не имеют права нарушать инструкции и закон, позволяющий ради борьбы с социальными опасностями вести наблюдение в чужом жилище.
– Алька. – улыбаясь, сказала Катя. – Я ведь не шутила… Это наверное единственный путь. Знать, понять и не обращать внимания. Иначе свихнешься. Спасает надежда только одна, что штат операторов контроля не может превышать по инструкциям что-то… сорок или пятьдесят тысяч человек. А этого даже чтобы полноценно просматривать Москву не хватит, поверь. Не то что всю страну. Да и других задач у них полно. Это довольно тяжелая работа. Они раскрывают массу преступлений. Одно это, многое оправдывает в их существовании.
– А они порно видео потом не продают? – спросил я совершенно серьезно: – А то бы прикупили себе, к примеру, секс моего преподавателя по социологии с его новой пассией Сашей Кожевниковой. Крутил бы на его уроках и думал бы о социальных градациях и о чувстве защищенности общества.
– Нет, не продают. – смеясь заявила Катя, – При обнаружении подобного довольно легко вычислить, кто был оператором контроля на том участке. – А в этих делах условных сроков нет. Это разглашение гостайны. Юг с его радиацией покажется просто избавлением после следственного изолятора.
– Сколько же всего работает в этой сфере?
– Да не очень много. На три сотни миллиона населения, так мало даже. До маразма просто никто ситуацию не доводит. Чтобы следить за теми, кто следит. Но аппарат конечно внушительный.
– Ну, скажи сколько? – не унимался я уверенный что Катя владеет информацией. – каждый десятый? Каждый сотый помогает государству бдеть? Каждый тысячный?
– Да я реально не знаю. – сказала Катя и я ей постарался поверить.