Осознание – 2

Сон шестой:
Мне было страшно. Невероятно страшно и страх этот и так до боли терзая грудь и сердце, еще вызывал рези в желудке отчего меня аж сгибало всего. Я скрюченными пальцами впился в сырой песок и с дрожью в суставах не мог ни шевельнуться, ни даже кажется вдохнуть.
Огромная волна выше всех домов на побережье все продолжала расти и наваливаться на пораженный криком паникующих людей берег. Кому-то еще хватало сил подняться и пытаться убежать через каменные ограды набережной, через живые изгороди и невысокие железные ограждения дорожек. Но я пораженный в самое нутро видом ужасной надвигающейся катастрофы не мог даже захрипеть, не то что повернуться и побежать. Когда со все нарастающим ревом волна была совсем близко оголив песчаное прибрежное дно, я подумал что у меня все-таки есть шанс спастись, если я наберу побольше воздуха в грудь и попытаюсь всплыть внутри этой ужасающей массы.
Мозг просто не соображал что высота волны не оставит никому попавшему в нее ни единого шанса. Он продолжал травить мой дух надеждой, отчего тело вдруг начало слушаться и я подскочил, встал задирая голову и расширенными от страха глазами рассмотрел гребень нависшего исполина.
Я даже приготовился сразу плыть, только волна навалится на меня. Но какого же было мое изумление, что стена воды словно бетонной плитой ударила меня в лицо и грудь, повалила на ставший тверже камня такой ласковый еще недавно песок и просто раздавила меня в нем. А потом подхватила и переломала меня пополам, свернула немыслимым калачом и растерла о каменную насыпь набережной. Я еще мог удивляться когда мое изувеченное и уже не чувствующее боли тело буквально разорвало от удара в воде об изогнувшийся и сорванный со своего места фонарный столб.
Смерть пришла, когда я уже ее не ждал и странно спокойно продолжал думать о произошедшем. Муть перед раскрытыми глазами стала темнеть и вскоре ничего кроме тьмы не окружало меня. А потом исчезла и тьма.

Проснувшись поздно вечером, я решил, что к Кате я больше ни ногой. Зачем себе душу травить? И так вся грудь от тоски раскалывается. Я не мазохист, чтобы мучения продлевать. И только обещание ей помочь в понедельник заставило меня ответить на ее звонок в воскресенье. Субботу и весь день воскресенья я откровенно игнорировал ее названивания, и даже маму попросил не звать меня к домашнему видеофону, если она надумает и на него позвонить. Но вечером в воскресенье я ответил на ее звонок и довольно бодро сказал:

– Прости, красавица, я реально был за городом. Срочно надо было помочь приятелю на даче. А телефон свой дома забыл. Ты ведь не обижаешься? Я помню про обещание. Завтра с утра я у тебя.

Катя, немного опешившая от моего искреннего и непонятно чем довольного голоса, сказала:

– Я сама за тобой заеду с утра. Или, может, ты ко мне на ночь приедешь?

Я, усмехаясь, покачал головой, чтобы она видела у себя на экране, и сказал:

– Катюш, я практически никакой от усталости. Только час назад в квартиру вошел. Я просто к тебе не дойду.

– А я не ленивая. Я и заехать могу. – сказала она с надеждой.

– Я не в силах. Приедем к тебе, я, где сяду там и вырублюсь.