Осознание

- Ну, тогда не скучай. - Сказал я и, взяв один параплан, пошел вверх.

Идти было тяжело. Очень болели пострадавшие в свое время от вибрации колени. Иногда останавливаясь, я видел, как Настя, стоя у машины, курит, наблюдая за моим подъемом. Я махал ей и видел ее руку мне в ответ. Она даже кричала мне, но что я так и не смог разобрать. Пока шел, я закономерно думал, что надо бы найти площадку для полетов, до которой можно добраться на машине, а не так вот… через отдышку и боль в суставах.

Подъем у меня занял минут сорок. Может чуть больше. Остатки я просто полз на голой воле к победе. Меня уже на середине тянуло плюнуть и спустится. Ну, его нафиг такое удовольствие. Наконец, на широкой и длинной, полого изогнутой вершине я просто сел на песок и камни и устало стал рассматривать даль.

Красота, конечно, была необычайной. Синее небо без единого облачка проваливалось в темный горизонт и краски постепенно переходили в зеленовато-серый цвет весенней земли. Прореженная черными полосами целина явно готовилась к посевной местными жителями, и я был рад видеть это. Все-таки это жизнь. Нормальная жизнь. И еще больше мне становилось непонятным, почему на такую красоту не выпускают забитых в подвалы городских жителей. Почему, когда можно дать им снова заселить старые деревни, им дают умирать от плохой воды и холода в разрушенном городе. Я смотрел, набираясь сил встать, и думал в какую сторону направить свой полет. И еще большой загадкой для меня было то, как надо вообще на этом крыле летать. Взлетать против легкого ветерка или по ветру? Простой интуицией я выбрал направление и увидел вдали речное русло. Наверное, будет красиво посмотреть на реку сверху, решил я.

Я стал разворачивать на земле параплан. Распутав стропы, я закрепил на себе ремни и проверил, плотно ли они меня обхватывают. Я уже второй раз одевал крепление и даже не понимал, что мои перекрученные ремни на брюхе ничего бы кроме смеха не вызвали ни у кого из тех, кто хоть раз в жизни летал. Но мне было все равно, а уверенности во мне, что я делаю все правильно, было больше чем нужно. Только когда я, не долго рассусоливая, поднял крыло и, будто землю отталкивая от себя, потянулся к пологому спуску, я понял, что несколько далековато от него расположился. И что так тянуть у меня сил на долго не хватит. Больные колени буквально мгновенно дали о себе знать. Боль пронзила такая острая, что терпеть ее было выше моих сил. Я, наверное, даже вскрикнул. Но я протянул еще несколько метров, прежде чем нога подвернулась и я инстинктивно поджал колени к себе, проваливаясь в ремнях в этакое… хм, сиденье что ли. И тут понял, что я уже лечу. Мои руки невольно растягивали фалы, управляющие крыльями, и я чувствовал, как меня начинает чуть заваливать. Я, наверное, слишком резко попытался исправить ситуацию и меня начало заваливать на другой бок. Вот так болтаясь и борясь со своим свихнувшимся вестибулярным аппаратом, я уже преодолел пологий спуск, за которым холм отрывисто резко уходил вниз. А я скользил. Я все больше набирал скорость и что с ней делать, сам не понимал. Я даже не знал плохо это или хорошо, что мой полет ускоряется. Вы не поверите, какая была моя первая мысль, когда я понял, что полет уже не остановить. Не восхищение, не наслаждение, не другие положительные эмоции. Если сказать коротко, то это звучит так: Правы были те, кто считал меня дауном. Только даун, ничегошеньки не зная о полетах, может поднять в небо параплан, даже не зная, как приземлятся. И тут уж боженьке пришлось в который раз позаботиться об очередном дураке. Я летел.