Та оторвалась от созерцания неприятной ей картины и удивлённо посмотрела на него. Но он уже не обращал на неё внимания.
— Кстати, вот и разыскиваемый вами Изяслав, или Изя. Я решил его лично отдать вашему господину, — обратился к Волынской-Младшей, почти без перехода он, но уставился при этом на парнишку, вокруг которого сгрудилось столько девочек, девушек и даже обхватившая сейчас его за ноги женщина, постаравшись в одной этой небольшой фразе добиться всё же реакции того, к кому в реальности прибыл. Однако настоящий виновник и в этот раз никак на это заявление не прореагировал.
— Господин? — удивлённо обратилась к нему уже Игоревна, удивившись, наконец, отсутствию всякой реакции с его стороны на стоящего перед ним Шереметьева.
— Лопни мои глаза! Огонь и лёд, лёд и огонь, — неожиданно выдал тот совершенно невпопад, но как-то не очень внятно.
Только у Шереметьева, почему-то от этих слов округлились глаза, когда он проследил его взгляд. Смотрел Захаров-младший в этот момент на его внучек, всё это время простоявших совершенно незаметно.
— Откуда…, — начал, было, он.
— Чёрт, опять! — прошипела Игоревна и сопроводила эти слова тычком в бок своего господина.
— Что?! Где?! — тут же встрепенулся тот.
— Евпатий Аристархович, извините его, пожалуйста. Он сильно недоспал и всё утро вот так пропадает. Не сразу даже и сообразишь, — стала извиняться Волынская-Младшая.
На это Шереметьев лишь расхохотался.
— Всякое на своем веку видывал, и даже тех, кто мог спать с открытыми глазами стоя. Но чтобы ещё и говорить при этом…. Это уже уровень бога! — произнёс он отсмеявшись.
— Извините, я что-то пропустил? Ой! — последнее воскликнул, чуть не грохнувшись.
Эта Синяя вцепилась мне в ноги словно клещ.
— Да отпустите вы уже меня, никуда теперь не денусь. И поднимитесь, наконец, на ноги вместе с дочерью! — обратился к ней.
Право слово неудобно, особенно перед стоящим рядом Шереметьевым старшим. Уж его морда лица была знакома, как и его сыновей. И тут до меня допёрло, это же тот псих, сиганувший из люка аэрояхты! А кто тогда те две девочки-клона? Они бы хоть повязки им на рукавах привязали, разные. Как сами-то различают?
— Изя? — воскликнул неуверенно, когда дошёл до "клоуна" так до конца ещё не придя в себя.
А ведь точно, он и тогда не сильно-то нормально одевался. Как там бишь? Популярная ритуалистика?
— Он самый! Решил вот лично передать! Вы хотели его купить, но решил сделать нечто получше. Подарить. Так что забирай! — последнее Шереметьев сопроводил характерным "барским" жестом.
Типа никакой муйни не жалко, хорошему человеку. Заодно и ткнул меня носом в правила этикета. Вообще-то нужно было сначала с ним поздороваться!
— Евпатий Аристархович, извините! Я…. Немного не того…. В общем….
— Дело, конечно, молодое, но по ночам советую спать.
Чувствую, даже уши покраснели. Вот попал, так попал! Куда глаза девать от стыда было непонятно. Выручил меня "подарок" Шереметьева, обратившись ко мне.
— Э…. Петя? — с этими словами в его глазах появилось узнавание.
— Изя, понимаешь…. Тут такое дело. Меня не так зовут. В общем, Захаров Трифон Агафонович. Прошу любить и жаловать, — прикинувшись шлангом, попытался сделать вид, что так и надо.
С ним творилось что-то не то. На моей фамилии его глаза чуть из орбит не повыскакивали, а побледнел он так, что казалось, на такое человек не способен. А уж когда я протянул руку…. То он рефлекторно пытался свою отдёрнуть, однако же удержался, но обернулся назад с такой мольбой о спасении в глазах.
— Иди, давай! Не съест он тебя. С глаз долой, как говориться. Корми вас только дармоедов, — последнее Шереметьев сказал с тяжёлым вздохом, в котором было всё горе мира.
Тогда у Изи ноги подкосились и даже глаза стали закатываться, но вовремя выскочившая из-за спины Игоревна, лёгким ударом по печени, вернула его к жизни. Даже мне было видно, придуривается.
— Я собственно чего зашёл-то на мероприятие, — проговорил, как бы в никуда, Евпатий Аристархович.
Обиделся…. Господи. Что же тут было, пока меня не было?! Затем Шереметьев оглядел площадь. С не меньшим интересом тоже проделал это. В принципе, можно уже было забыть про праздник в честь первого сентября. Народ, от греха подальше, как бы уже не на две трети рассосался. В основном остались "бесстрашные" представители пятых-седьмых классов. В этот момент директор не вовремя-таки встал и начал отряхиваться.
— Да собственно, бог с этим торжеством, — поговорил Шереметьев с явным намёком на возникшие обстоятельства.
В принципе, согласен был с ним целиком и полностью. Мне этот праздник не упёрся ни в одно место, а вот поспать бы. Блин, наверное, хвалёные таблетки таки не действуют?
— Между нами возникло некоторое недоразумение при захвате известного вам ГОКа. Пришлось принять серьёзные меры, чтобы подобное больше не повторилось в будущем. И в знак нашего примирения…
А мы ссорились?!
— …хочу передать опеку над своими внучками близняшками, — договорил он, наконец.
Близняшки! Вот я тупень! Стоп! Что он только что сказал?! Блин, а ведь от такого щедрого "предложения" так просто и не откажешься!