Особый штаб «Россия»

«2 мая 1945 г. Части Армии подошли к Швейцарской границе и расположились в селе Нофельс. Ночью намечен переход границы княжества Лихтенштейн. Вечереет. По частям отдан приказ не отлучаться. Командующий Армии выходит с двумя адъютантами из штаба отдохнуть и направляется в расположение частей. В автопарке кипит работа. Все машины должны быть на ходу. Идем вдоль расположений частей. Все заняты пересмотром и упаковкой своего скудного багажа. Настроение невеселое. Выходим на окраину села к берегу Рейна. Нас обгоняет машина с офицером для поручений, отправляющимся в Фельдкирх за Великим Князем. Германский офицер, занимающий оборону на данном участке, увидев издали генеральские красные отвороты, спешит навстречу с рапортом. Генерал обменивается с ним несколькими фразами, затем, взглянув на часы, быстро возвращается в штаб. Там уже ожидают с докладом офицеры, производившие днем разведку границы. Вызывается Начальник штаба. Через несколько минут выходит Нач. Штаба и приказывает собрать гг. офицеров. Значит, окончательное решение принято. Завтра прекращается наша вооруженная борьба»[546].

Рассказывая о последнем дне перед выходом в Лихтенштейн, Г. П. Неронов, по личным соображениям, не говорил о неприятных инцидентах, происходивших в 1-й РНА в течение всего марша, а также о том, какие отношения сложились у Смысловского с начальником штаба и некоторыми офицерами. Позволим себе остановиться на этих моментах, так как они имеют большое значение в деле объективного освещения истории 1-й РНА.

Коснемся, в первую очередь, личности Генерального штаба полковника Сергея Николаевича Ряснянского. Скажем сразу: мы выносим за скобки все предыдущие заслуги этого офицера Русской императорской армии и участника Белого движения на Юге России, так как к указанной теме они не имеют ни малейшего отношения [547]. К тому моменту, когда Ряснянский поступил на службу в 1-ю Русскую национальную армию германского вермахта, ни о какой доблести речь уже не шла. Во время Второй мировой войны этот человек ничем особенным себя не проявил, настоящего фронтового опыта (не говоря уже о разведывательном) он не имел. Уровень профессиональной подготовки Ряснянского (с 1939 г. гражданина Венгрии) давно оставлял желать лучшего. От того прославленного офицера, каким его рисуют некоторые историки, мало что осталось. Только благодаря Смысловскому Сергей Николаевич получил должность начальника штаба в 1-й восточной группе фронтовой разведки.

Слева направо: Г. Неронов, И. Смысловская, Б. Смысловский, В. Бюхель, А. Рогожников, Г. Клименко, А. Руссов. Лихтенштейн, пансион «Вальдек». 1945 г.

Борис Алексеевич возлагал немалые надежды на Ряснянского, как на известного генштабиста, знакомого с разведывательной работой, рассчитывал на его знания и опыт. Однако все вышло иначе.

Так называемые критические свидетельства Ряснянского, написанные им через 10 лет после войны, представляют собой набор необъективных и порою лживых измышлений, основанных на личной неприязни и зависти Сергея Николаевича к Смысловскому.

Например, утверждения Ряснянского, что армия Бориса Алексеевича состояла из «полуодетых и полуободранных людей»,в количественном отношении не превышала 500–600 человек, присланных немцами в качестве парашютистов (а также группы остарбайтеров, штаба из 30 военнослужащих, запасной части из 50 человек, женщин и детей) [548], далеки от действительности. Из воспоминаний Генриха Блюмера — доверенного лица Смысловского — известно, что части 1-й восточной группы фронтовой разведки в численном отношении составляли около 3 тыс. человек (те же самые данные приводят лихтенштейнские историки Клаус Гримм и Петер Гайгер) [549].