Особый счет

— Понимаете, — возмущался Туровский. — Прислали его нежданно-негаданно. Раньше как-то спрашивали членов  обкома, согласовывали с ними. А тут с неба свалился. Что? Не доверяют Демченко, Мусульбасу, всем нам? И сразу повел себя как комиссар. Я уверен, что это делается за спиной Сталина. Ежов, оргсекретарь, сует всюду своих людей. К Коссиору приставил Постышева, к Демченко — Шаранговича. А мы его бойкотируем. Пока еще ленинскую партийную демократию никто не отменял.

После короткой паузы Туровский продолжал:

— Вот вы от нас уезжаете. Скоро, возможно, не увидимся. И, наверное, думаете, что сталось с твердокаменным Туровским? Да, я и сейчас в непогоду чувствую сломанное ребро: память зиновьевцев. Рискуя головой, Туровский не боролся, а дрался с оппозицией за генеральную линию, сейчас ропщет! Что? Мало меня возвысили? Нет! Болею за ленинский курс. Разве Ленин допускал, чтобы его так славословили? Вспоминаю девятый съезд. Ленин не позволил отмечать свое пятидесятилетие. А тут Каганович, Ежов при каждом удобном и неудобном случае при упоминании имени Сталина бросаются в бараний восторг. Разве это нужно партии, нужно народу, нужно самому Сталину? Нет, это нужно им — Кагановичу, Молотову, Ежову. Этим они укрепляют свои позиции, а кое-кого в партии развращают! Затыкают всем рты. Партия, естественно, не дискуссионный клуб, но и не дисциплинарный батальон! Разве так было при Ленине? Я воевал, подставлял свои ребра за ленинскую линию, а не за посты Ежова и Кагановича.

— А вы бы выступили открыто! — сказал я. — Кто вам мешает? Депутат ЦИКа, член Военного совета...

— И выступлю на ближайшем съезде партии! — вытаращил на меня сверкающие глаза Туровский. — А сейчас бесполезно. Это лишь Дон-Кихот вслепую лез на ветряки.

Кто не знал Туровского, мог бы подумать: «У трезвого на уме, у пьяного — на языке». Во время гражданской войны этот боевой соратник Примакова питал особую слабость к сметане. Один мог осушить полный глечик. Вина не терпел тогда, больше рюмки не выпивал и теперь. Словно отвечая моим мыслям, Туровский сказал:

— Чтобы узнать характер человека, надо его разозлить. Этот Шарангович злит меня на каждом заседании бюро обкома. Ведет себя не как партийный товарищ не как равный с равным, а как завоеватель. Посылают нам комиссаров, посылали хотя бы умных, не дураков. Что? Мы против генеральной линии? Против единства? Единство! Я был, есть и буду за него. Но при Ленине единство достигалось силой ленинских идей. А шаранговичи ведут курс на завоевание  единства силой сталинской иконы. Заслоняют ею образ Ленина. Что? Мои слова крамола? Ничего подобного! Вспоминаю двадцать седьмой год. Сколотил я из курсантов крепкую группу. Молодежь гордилась тем, что в нашей школе учился поэт Лермонтов. Ленинград назвал нас — «летучий отряд Туровского». Где сильней были зиновьевцы — туда летели мы. Но мы их давили не копытами наших боевых коней, а силой боевого ленинского слова... Нам «иконы» и боги не нужны. Народ верит в ленинское слово больше, чем в «иконы». Очень просто так докатиться и до советского Цезаря...

Одно скажу — чем дальше, тем больше сумбура накапливалось в моей голове. Но после слов Туровского я запомнил это малоизвестное широким партийным кругам имя — имя Ежова.

Долго об этом думать не пришлось. 3 мая на погрузочном дворе нас ожидали два состава. 4 мая оба наших эшелона отправились из Харькова. С одним ехал я, с другим — Зубенко.

На одной из платформ, прислонившись спиной к броне тяжелого танка, я углубился в свежую «Правду». В ней сообщалось много интересного. «На приеме участников парада в Москве первое свое слово Ворошилов посвятил тому, кто ведет нас от победы к победе, к новой, счастливой, лучезарной, свободной жизни, — вождю советского народа, величайшему человеку современности, любимому другу и учителю нашему Сталину». «Сталин поднял тост за вождя Красной Армии, за одного из лучших руководителей партии и правительства, за Клима Ворошилова».

Если это так, подумал я, то как же понять слова Туровского, сказанные им в кабинете?

Газета сообщала о параде в Киеве. «На трибунах стояли: Коссиор, Постышев, Петровский, Любченко, Якир, Затонский, Балицкий, Попов, Шелехес, Порайко, Сухомлин, Шлихтер, С. Андреев... Мотомехчасть выделяется сотнями воспитанных в ней стахановцев. Бывший партизан, причинивший много неприятностей немцам и гетманцам в 1918 году, товарищ Шмидт в совершенстве овладел новой техникой».

«Ну, — подумал я, — эта заметка в «Правде» придется ворчуну по душе».

...Пришел зыбкий рассвет. Из окна вагона открывалась широкая даль. Родившись вблизи тихой зеркальной Ворсклы, я любил этот знакомый мне с детства пейзаж. За Борисполем началась полоса заливных лугов.

Рассеченный московской магистралью, красный, словно окованный бронзой, бор тянулся от Гребенок до самого Киева.

Зычный гуд паровоза гремел по округе, как боевой клич. Много лет подряд стоят эти задумчивые леса, пропуская мимо себя вереницы звенящих и ревущих составов. Из Москвы и из Харькова путь в Киев лежит через Дарницкий мост. Сжалось сердце, обвитое тревогой...