Читаем «Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник] полностью

Какого же рода истолкование прошлого России отвечало бы «научным запросам нашего времени»? Сыромятников так и не завершил задуманный масштабный труд, так и не был издан даже первый том, набранный в типографии Московского университета, но еще не напечатанный на тот момент, когда в 1911 году его автор подал в отставку в связи с печально известным «делом Кассо». Сыромятников написал конспект этого труда в 1912 ‐ м для студентов Московского городского народного университета им. Шанявского, где он начал преподавать вместе со многими коллегами, уволившимися в 1911 ‐ м из государственного ун иверситета. Российское государство, как он говорил студентам, «в исторически специфичных условиях на протяжении более тысячи лет решало свою национальную задачу, медлительно проходя через общечеловеческие стадии исторической жизни» [Сыромятников 1913: 6]. Общая траектория развития России, как и других стран, была «от народоправства к правовому государству» через феодализм. Киевская Русь служила последней главой ранней, прямой демократии, «вечевого строя». Удельная Русь и московское «самодержавие» были последовательными стадиями русского феодального строя (характеризовавшегося политическим дроблением и объединением, или «политическим» и «социальным» феодализмом, соответственно). До этого момента картина не очень отличается от той, что изобразил Милюков. Однако затем Сыромятников подчеркивает, что «абсолютная» монархия явилась, по сути, инструментом влияния «дворянства и городов» на феодальную аристократию удельного строя. Россия была на пути трансформации в бюрократическую, централизованную, абсолютную монархию «на основе „закрепощения“ сословий государством», но при наличии правящего класса: крепостническое государство во главе с князем, воплощающим классический этатистский принцип «государство — это я». Наконец наступает четвертая стадия — имперской абсолютной монархии, типичного «полицейского государства» XVIII века, которое, снова в соответствии с универсальным законом развития, производя отделение идеи государства от личности монарха и вводя принцип «закономерности», сеет семена собственного упадка и перехода к современному правовому конституционно-представительскому государству. Путь этот оказывается долгим и извилистым в силу происхождения и природы имперского самодержавия, которое не имело формальных ограничений своему произволу и в то же время являлось творением аристократии, заинтересованной в сохранении крепостного права и других элементов старого порядка. В итоге сила аристократической реакции в России определила революционный характер реформаторских движений [Сыромятников 1913: 5–26].

В то же самое время, когда Сыромятников работал над опровержением «традиционной теории» в целом и предложенной Милюковым интерпретации исторического развития России с интеграционистской и конституционно-монархической точек зрения (после 1905 года Сыромятников был октябристом, хотя, конечно, не принадлежал к консервативному славянофильскому крылу партии), большевистский историк М. Н. Покровский трудился в эмиграции над многотомной историей России, которая призвана была стать марксистским ответом на «Очерки» Милюкова. В своей теории торгового капитализма он пошел намного дальше Сыромятникова, отрицая не только своеобразие России с точки зрения отношений между государством и обществом, но и ее отсталость [Покровский 1910–1914] (см. об этом: [Краус 1997]). Не все марксисты так активно возражали против парадигмы Милюкова. Например, Троцкий в немецких статьях 1908–1909 годов, позднее переизданных в книге «1905», описывал развитие государства и общества в России, практически перефразируя милюковский текст [Троцкий 1922: 17–24]. Любопытно, что развязавшаяся в 1922 году после публикации книги Троцкого острая, политически окрашенная полемика между ним и Покровским об исторических особенностях России послужила прелюдией к еще более глубоко политизированной дискуссии вокруг доктрины «построения социализма в одной, отдельно взятой стране», где противник «исключительности» Покровский поддерживал сталинскую идею «особенного» социализма, а поборник «исключительности» Троцкий выступал против дальнейшего развития идеи российского национального своеобразия [53].

Эти советские дебаты уводят нас далеко от академической историографии России накануне революции, однако свидетельствуют о резонансе, который имела «традиционная теория развития России» в изложении Милюкова. Более того, они напоминают нам, что спор о русском Sonderweg — который так или иначе неизменно возвращался к проблеме России и Европы (может ли и должна ли Россия догнать Запад или идти своим путем?) — вышел далеко за пределы академических кругов, являясь, по сути, неотъемлемой частью борьбы за политическую власть накануне и после русской революции. Он приобрел наиболее острый характер после событий 1905 года, когда почти всем стало очевидно, что социальные силы, способные совершить революцию, существуют в действительности и что близится решающий поединок с аристократией.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология