Особый прием Гурова

– Страшные дела наркоз творит с человеком, – тихо заметил Самойлов.

– Бросьте, Валерий Леонидович! Эксгумировать останки якобы Влада и якобы Нины и провести сравнительный анализ с ДНК Жени – дело несложное! И тогда станет ясно, что они оба не имеют к нему никакого отношения!

– Лев Иванович! Я даже не хочу представлять себе, как некоторые люди в этом городе отреагируют на ваше желание эксгумировать тела Влада и Нины. Но, предположим, что вы сумеете этого добиться. Конечно, наука сейчас достигла определенных высот, но выделить ДНК из пепла, как мне кажется, пока невозможно, они же оба кремированы, – бесстрастно объяснил Валерий Леонидович.

– Вы и это предусмотрели! – не сдержался Гуров.

– Я не знаю, что вы имеете в виду, но в Чернореченске кремация – широко распространенная практика. – Лицо Самойлова оставалось совершенно бесстрастным. – Вы еще что-то хотите мне сказать или это все?

Лев смотрел в эти холодные, спокойные, напоминавшие ему сейчас лезвия тех двух ножей, что он видел у него в руках, глаза и был на десять тысяч процентов уверен, что прав, но этот человек не оставлял следов.

– Все, – вынужден был сказать он.

– Тогда, если вы не возражаете, мне хотелось бы узнать, чем была вызвана эта попытка шантажа? – поинтересовался Самойлов.

– Материалами о насильниках по тому старому делу, – напрямую ответил Гуров. – «Браткам» вы все отдали, а это оставили себе. Не хотите отдать?

Если Гуров надеялся, что своими словами застанет Самойлова врасплох, он просчитался – тот был непробиваем, как скала, только спросил:

– Кому и зачем?

– Мне! И для того, чтобы больше никто не шантажировал этих людей былыми грехами, мне кажется, они за эти годы, что прожили в страхе, ежесекундно ожидая удара, уже сполна расплатились за свое преступление. Тем более что Елена, насколько мне известно, жива-здорова, счастлива замужем и растит детей.

– Господин полковник! За групповое изнасилование, если мне не изменяет память, давали до пятнадцати лет. Прошло только семь, – невозмутимо заметил Самойлов и поднялся, показывая, что разговор окончен.

Гуров тоже встал и, пристально глядя ему в глаза, проговорил:

– Мне приходилось слышать о таких вот геологах, которые часто и подолгу работают за границей. Не удивлюсь, если окажется, что мы в одном звании.

– Вы заблуждаетесь на мой счет, – ровным голосом ответил Валерий Леонидович.

Гурову ничего не оставалось, как уйти, и, уже оказавшись на лестничной площадке, он невольно хмыкнул, покачав головой: «Нет! Я себе польстил! Он явно не полковник!»

В Москве Гуров сначала отправился к себе. Мария оказалась дома и, увидев его, только ахнула, а потом прижалась к нему и замерла.

– Ну, слава богу, что живой. А то, что похудевший и осунувшийся, это пройдет.

– Маша, – обнял ее Гуров. – А давай я возьму отпуск и все-все свои отгулы, и мы с тобой на все это время уедем куда-нибудь далеко-далеко. И на звонки отвечать не будем! Отдохнем хорошенько. Будем объедаться натуральными фруктами, валяться на пляже, плескаться в море… Одним словом, валять дурака!

– Там было очень трудно? – все поняв, спросила Мария.

– Нервы – ни к черту, – объяснил Лев. – Старею, должно быть.

– Просто ты очень давно нормально не отдыхал. А уехать я согласна! Хоть на всю оставшуюся жизнь! Но только не в Подмосковье – Орлов же тебя там точно достанет!

Петр Николаевич, увидев заявление на отпуск и отгулы, что вкупе тянуло больше, чем на два месяца, возмущенно уставился на Гурова, но сказать ничего не успел, потому что тот произнес только одно слово:

– Уйду!

Орлов посмотрел ему в глаза и тут же не только безропотно все подписал, но и клятвенно заверил, что не позвонит, даже если метеорит на Землю падать будет. А Стасу и объяснять ничего не пришлось: он с первого взгляда понял, что если уж металл от времени изнашивается, то что же о человеке говорить.

И Гуров с женой действительно уехали! И за все время их отдыха Льва Ивановича ни разу не потревожили звонком. Зато, когда он вернулся, его ожидало столько новостей, что он, казалось, по меньшей мере, год отсутствовал.