Особый отдел и тринадцатый опыт

Ване, как всегда косившему под малолетку, а потому вписанному в Людочкин паспорт на правах ребёнка, железнодорожные кассы отказали в предоставлении полного билета. Дескать, незачем в разгар курортного сезона всякой мелюзге отдельное место занимать.

Пришлось ему ехать на одной полке с Людочкой, ещё, слава богу, что на нижней полке.

Впрочем, в отличие от долговязой напарницы, его это скорее веселило, чем раздражало. Валяясь в ногах у Людочки, тоже принявшей горизонтальное положение, он как бы между делом щекотал её, запуская шаловливую ручку глубоко под одежду.

Людочка всё время вздрагивала, словно от блошиных укусов, а пожилая женщина, поместившаяся напротив, без устали нахваливала Ваню, вновь щеголявшего в бантах и косичках.

– Какая у вас доченька ласковая, – говорила она, умильно улыбаясь. – И по спинке мамочку погладит, и по ножке, и по животику.

– И по попке, – в очередной раз лягнув Ваню, буркнула Людочка.

Однако пассажирка, принимавшая возню на соседней полке за милые забавы, продолжала:

– А у моего родного сыночка детишки такие вредные, такие испорченные. – Она закатила глаза, указывая на двух угрюмых разнополых подростков, валявшихся на верхних полках. – Даже слова доброго не скажут. Только фыркают да кривляются… Вот бы мне такую внучку!

– На следующий день удавишься, – пискнул Ваня, но громкое покашливание Людочки заглушило эту хамскую реплику.

Однако в Курске вся эта троица сошла. Вместо них в купе вселилась парочка кавказцев, пахнувших отнюдь не мандаринами и розами, а скорее протухшим кебабом. Первым делом они сняли верхнюю одежду, оставшись в майках на голое тело (и то и другое давно утратило свежесть).

Обладателя розовой майки звал Мовсар, обладателя серой – Мамед.

Не спрашивая разрешения у попутчиков, они выставили на столик коньяк, вывалили кучу домашней снеди, вместе с которой, наверное, объехали уже пол-России, и принялись пировать, в качестве столовых приборов используя одни лишь кривые кинжалы, на блатном жаргоне называемые «бейбутами». Делали они всё это с той же истовостью, с которой молились Аллаху, навязывали покупателям свой залежалый товар и сражались с неверными.

Специфическая красота Людочки, конечно же, не могла оставить джигитов равнодушными. Какое-то время они ограничивались тем, что бросали на соседку по купе масленые взоры и отпускали на своём языке похабные замечания, а потом Мамед попытался завязать дорожное знакомство.

– Девушка, куда едешь? – спросил он, улыбаясь во весь рот. – В Крым?

– Нет, в Рим, – холодно ответила Людочка.

– В море купаться будешь? – Отступать было не в правилах Мамеда.

– Нет, в ванне.

– Тебе в ванне нельзя.

– Почему?

– Никто такой красоты не увидит! – Мамед заржал, а Мовсар набухал полный чайный стакан коньяка.

– Давай выпей с нами!

– За что? – осведомилась Людочка, убедившаяся, что просто отмолчаться не получится.

– Мы свой товар продали, – пояснил Мовсар. – Хорошо продали. С наваром назад едем.

– Я пью только за любовь, за родную страну и за общегосударственные праздники, – сказала Людочка. – За чужой навар не пью и другим не советую.

– Обижаешь, да? – Мамед зловеще прищурился. – Тогда просто так выпей. У вас такого коньяка даже начальник милиции не пьёт. Не коньяк, а слеза горской красавицы.

– Не позавидуешь вашим красавицам, если они столько наплакали, – с сочувствием произнесла Людочка. – А почему слёзы такие жёлтые? Разве ваши красавицы больны гепатитом?

– Какой ещё гепатит! – возмутился Мовсар. – У нас красавицы все здоровые. Не то что у вас! Каждая вторая между ног заразная.

– Ну, ничего, когда вы вернётесь к своим красавицам, им прежнего здоровья уже не видать, – посулила Людочка.

– Издеваешься? – Мовсар выпучил глаза. – Много из себя строишь? А почему одна на юг едешь? Загорать или деньги зарабатывать?

– Во-первых, это не ваше дело, а во-вторых, я не одна. Вот мой телохранитель. – Людочка, не оборачиваясь, нашла плечо Вани, который из-за её спины внимательно наблюдал за развитием событий.

– Это телохранитель? – удивились оба кавказца. – Такая маленькая? Пальцем задавить можно.

– Можно, – согласился Ваня. – Да только я тебя к себе не подпущу. Плевком зашибу.

– Какая злая девочка, – покачал головой Мамед, поедая с кинжала какие-то малоаппетитные куски. – Вся в маму!

– Я не в маму, а в прадедушку, – сообщил Ваня. – Про Глеба Жеглова, который банду Горбатого повязал, слыхали?.. Хотя где уж вам! В горах-то телевизоры, наверное, не работают. Бараны рогами программы разгоняют.

Назревал скандал, а до Харькова было ещё ехать и ехать.

Что-то злобно бормоча, кавказцы вышли в тамбур покурить, а Людочка, которую в экстремальных ситуациях немного слабило, отлучилась в туалет, строго-настрого наказав Ване никаких активных действий до её возвращения не предпринимать.

Оставшись в одиночестве, Ваня без промедления выжрал стакан коньяка, действительно весьма недурственного, а потом сунул в боковой карман чужого пиджака какой-то крошечный пакетик, предварительно чуть надорвав его.

Кавказцы вернулись чуть позже Людочки и пустой стакан приняли за знак примирения.