— Да ни с чего! — не сдерживая раздражения, отозвался Цимбаларь. — Сейчас этих церквей столько вокруг понатыкано, что ангелы крыльями за маковки цепляются. Оттого и грешную землю перестали посещать.
— Не богохульствуй, — упрекнула его Людочка. — Хотя церкви здесь действительно ни при чём… Возможно, моё мнение покажется вам парадоксальным, но я бы сформулировала его так: если и есть что-то объединяющее все шесть взрывов, так это полное отсутствие между ними хоть какой-нибудь логической связи. Хаос — тоже категория порядка, только организованного по принципиально иным законам… Ладно, пошли дальше. Первый взрыв произошёл вдали от железной дороги, но поблизости от моря и в двух шагах от здания, где планировалось проведение важной международной встречи. Второй — на заброшенных, предназначенных к сносу путях харьковского вокзала. Третий — непосредственно на рельсах функционирующей железной дороги, недалеко от госграницы. Четвёртый — в море. Пятый — на пустом балтийском пляже. Шестой — снова на пляже, приблизительно в том же самом месте… Где здесь зацепка для построения достаточно убедительной версии?
— Пока нигде, — пожал плечами Кондаков. — Хотя никто из людей не пострадал, и это уже о чём-то говорит.
— У меня создаётся впечатление, что с каждым разом взрывы становятся всё мощней, — сказал Цимбаларь. — И жертвы, тьфу-тьфу-тьфу, не за горами. Петру Фомичу вчера просто повезло. Не каждому дано летать птицей, а главное, благополучно приземлиться.
— А мне, например, кажется, что взрывы происходят совершенно стихийно, без всякого вмешательства человека, — заявил Ваня. — Как, скажем, молнии. Где ей захотелось, там и ударит.
— Ты забыл про письмо Гладиатора, — напомнила Людочка. — Как тогда объяснить его? Случайным совпадением?
— То-то и оно… — Ваня развёл руками, при этом зацепив недопитую пивную бутылку.
— Надо этого гада искать, — сказал Цимбаларь, провожая взглядом укатившуюся под кровать бутылку, с которой он ещё совсем недавно связывал вполне определённые планы. — Пока это наша единственная ниточка, пусть и сомнительная. Я на заре туманной юности, чтобы перед девками пофорсить, тоже таскал с собой томик Шекспира на английском языке. И даже временами с умным видом в него заглядывал, хотя не понимал ни бельмеса.
— Тебе, наверное, было шестнадцать, а не тридцать, — заметила Людочка. — Тем более что сейчас это уже не актуально. В наше время девушек квантовой механикой не соблазнишь. Лучше форсить кредитной карточкой «Америкен-экспресс».
— Дуракам закон не писан, — хмуро произнёс Ваня. — Не нравится мне этот Гладиатор. Ведёт себя как-то странно. Посылает идиотское, ни к чему не обязывающее письмо. Трётся на вокзалах, где всякую шваль только и вылавливают. Надевает ночью чёрные очки. Шарахается от фотоаппаратов. Настоящие преступники так не поступают.
— Настоящими, иначе говоря, обыкновенными преступниками занимаются штатные службы. Уголовный розыск, убойный отдел, участковые, муниципальная милиция, — напомнил Кондаков. — А мы называемся особым отделом. На нашем пути может встретиться и маньяк-учёный, и человек, переродившийся в чудовище, и религиозная кликуша, и даже сам Иисус Христос, возвратившийся на землю. Поэтому к каждому отдельному случаю нужен свой подход, и тоже, естественно, особый.
— Надо бы телевизор включить, — предложил Ваня, тяготившийся всякими словопрениями. — Сейчас криминальная хроника начнётся. Авось где-нибудь опять рвануло.
Оказалось, он как в воду глядел. Взрывы гремели по всей России. В Омске на базаре взорвалась ручная граната. В Красноярске — баллон с бытовым газом. В Воркуте — заходивший на посадку вертолёт. В Хабаровске — цистерна с остатками серной кислоты. В пригороде Грозного — фугас.
Всё это, конечно, было очень скверно, но никакого отношения к делу, занимавшему умы нашей четвёрки, не имело. Везде свистели осколки, везде воняло тротилом, бензином, газом и порохом, везде почти сразу выявлялись виновные. Уже пошёл разговор о том, что не мешало бы послать Ваню за новой порцией пива, но тут на экране возник знакомый фасад Московского вокзала.
Диктор, оставаясь за кадром, сообщил:
— Вчера поздним вечером на перроне Московского вокзала был задержан человек, по некоторым сведениям причастный к организации взрыва, случившегося тем же утром в окрестностях нашего города. В интересах следствия его фамилия не разглашается. Дорогие телезрители, ещё раз напоминаю вам о необходимости соблюдать бдительность.
На экране появился вокзальный перрон, где полдюжины людей в штатском, мешая друг другу, заламывали руки высокому худому парню. Мелькнули светлая куртка, знакомая по снимкам Ухналёва, вязаная шапочка и тёмные очки, чудом продолжавшие держаться на положенном для них месте.
Эта сцена повторялась дважды, а затем её сменила другая: телерепортёр с микрофоном в руках, опрашивающий взволнованных проводниц, среди которых, вполне возможно, находилась и стукачка Милка Царёва. Впрочем, этот интересный разговор сюда не долетал, и зрителям приходилось довольствоваться комментариями диктора: