— Куда сейчас дует ветер? — неожиданно спросил он.
Приходько, подняв вверх обслюнявленный палец, доложил:
— Вроде бы на восток. В сторону Мурома и Владимира.
— Как называется эта река?
— Сетунь.
— Куда она впадает?
— В Москву-реку.
— А дальше?
— Дальше, через Оку, в Волгу.
— Тогда всё нормально, — заявил Ваня. — Бетил остался в России. Превратился, так сказать, в коллективную собственность. Глядишь, и исполнятся наши сокровенные желания... Дай бог, чтобы они пошли не во вред, а на пользу.
— Возможно, ты и прав, — вздохнул Кондаков. — Но вот как убедить в этом полковника Горемыкина?
Спустя пару дней Людочка отправилась к цадику Нахамкину, чтобы вернуть ему амулет, а заодно поблагодарить за неоценимую помощь, оказанную опергруппе.
Однако на месте крепкого бревенчатого дома, словно бы предназначенного для круговой обороны, она застала лишь свежее пепелище, из которого торчали закоптелые печные трубы.
— Что здесь случилось? — спросила Людочка у проходившей мимо женщины.
— Разве сама не видишь? — ответила та. — Сгорела хата. Пока приехали пожарные, от неё одни головешки остались.
— Люди спаслись?
— Слава богу. Только старик, который у них за главного был, преставился. Не захотел из своей комнатушки выходить. Или не успел...
— Вы про Самуила Герцевича говорите? — Сердце Людочки зачастило.
— Не знаю я, как его звали... Маленький такой, носатый, с бородой, ровно у Маркса.
— А куда после пожара подевались жильцы?
— Да говорят, что всем кагалом в Америку отбыли. Там их духовные братья проживают... Сюда они теперь ни ногой. Проклятое это место... А что ты хотела?
— Нет, ничего... Спасибо...
Глотая слёзы, Людочка повернула обратно, но сослепу проскочила мимо машины, и таксисту, доставившему её сюда, пришлось посигналить.