Особый отдел

Ваня ещё даже не успел ступить на территорию свалки, как на него набросились местные огольцы, пытавшиеся если и не отогнать, то хотя бы припугнуть чужака. Полемизировать с ними он не стал, а подобрав с земли обрезок арматуры, преподал урок хороших манер, правда, воздержавшись от членовредительства.

Кое-кому из взрослых такая самодеятельность не понравилась, но Ваня процедил сквозь зубы: «Я к Пахому Вивиановичу по личному делу», – и этого оказалось достаточно, чтобы смирить всякие страсти.

Один из бродяг узнал гостя и с удивлением воскликнул:

– Да это же Ванька! Вот чудеса! Я его уже почти десять лет знаю, а он как был от горшка два вершка, так и остался.

– Кому Ванька, а кому и Иван Самсонович, – веско заметил гордый недомерок. – И знал ты, лапоть, не меня, а моего двоюродного братана, царство ему небесное.

– А что с ним случилось? – не отставал любопытный бродяга.

– Язык оторвали. Вместе с головой. Чтобы глупые вопросы впредь не задавал.

Свалка представляла своим обитателям не только работу, но и жильё. Те, кто считался здесь белой костью, квартировали в бытовках, имевших даже электричество. Чернь ютилась в землянках и брошенных автомобилях.

Павианыч, естественно, занимал самое лучшее помещение – стоящую чуть на отшибе сторожевую будку. Ходить в гости с пустыми руками тут не полагалось, и Ваня заранее запасся немудреными подарками – литровой бутылкой водки и потрёпанным двухтомником «Мир философии», изъятым из лап базарной торговки, которая использовала его листы для сворачивания кульков.

К вящей радости Вани, Павианыч был жив, относительно здоров и сравнительно трезв. Выглядел он примерно как бог Саваоф, каким его изображают досужие карикатуристы – лысый череп, седая борода лопатой, босые ступни, вместо приличной одежды какая-то несуразная хламида.

Впрочем, лик Павианыч имел вовсе не божественный, а скорее сатанинский – ехидные глазки, фиолетовый крючковатый нос, запавший рот, уши-обрубки. Зубы он потерял ещё на приисках Бодайбо, когда зимой сорок второго зэков косила цинга, а уши отморозил сравнительно недавно, рождественской ночью 80-го года, опрометчиво заснув на снегу.

В сторожке, несмотря на сравнительно тёплый день, топилась плита, сплошь заставленная разнообразными кастрюльками, мисками и банками, однако булькавшее в них варево распространяло отнюдь не кухонные ароматы, а какую-то едкую химическую вонь.

Схожим образом, наверное, пахло в лабораториях концерна «И.Г. Фарбениндустри», когда там создавали печально известный газ «Циклон».

Впрочем, вероятность каких-либо предосудительных замыслов полностью исключалась. Учитывая преклонный возраст Павианыча, можно было предположить, что он готовит зелье, возвращающее молодость и здоровье. Эту гипотезу косвенно подтверждало разнообразное химическое оборудование, загромождавшее колченогий стол, – реторты, колбы, пробирки, дистилляторы, горелки, аналитические весы. Имелся даже допотопный микроскоп.

Почтительно поздоровавшись и вручив подарки, Ваня уселся на перевернутый фанерный ящик – единственный не до конца загаженный предмет здешней меблировки. Павианыч, никак не реагируя на появление гостя, продолжал возиться у плиты, проверяя своё мерзкое варево и на запах, и на цвет, и на консистенцию, но только не на вкус.

Минут пять Ваня молча рассматривал босые ступни Павианыча, больше похожие на копыта какого-то малоизвестного ископаемого существа, а потом поинтересовался:

– Тут поблизости какого-нибудь кузнечного цеха нет?

Этот довольно странный вопрос застал Павианыча врасплох, но, немного подумав, он ответил:

– Кажись, на мусороперерабатывающем заводе механическая мастерская имеется… А зачем тебе?

– Попроси, чтобы тебе мозоли на ногах свели, – посоветовал Ваня. – Если «болгарка» не возьмёт, придётся гильотинные ножницы в ход пускать.

– Обойдусь как-нибудь, – ответил Павианыч. – По свалке только такими копытами и топать. Да и на том свете сгодятся – адскую смолу месить.

– На райские кущи, стало быть, не рассчитываешь?

– А на кой мне они? Что там делать? На арфе тренькать да псалмы распевать? Нет уж! Я лучше поближе к теплу… Эх, не ко времени ты явился! Сам видишь, я занят по горло.

– Видеть – вижу. Но в толк не возьму, что это за дрянь у тебя варится. То ли средство от комаров, то ли горючее для летающих тарелочек…

– Не угадал. Это я на старости лет решил врачеванием заняться. Сейчас составляю мазь, которая по идее должна заживлять любые раны. Хоть сифилическую язву, хоть газовую гангрену. Каково?

– Благодарное человечество тебя не забудет, – сказал Ваня, конечно же, ни на йоту не поверивший Павианычу – тот уже и вечный двигатель изобретал, и велосипед на атомных батарейках испытывал. – Да только место для медицинских опытов какое-то неудачное. В лесу сподручней будет. Там ведь целебные травы растут. А тут один чертополох.