Поэтому у меня на присоединившихся планетах обычно возникает стойкое сиропное ощущение, так я это называю.
Но здесь происходит нечто прямо противоположное и это мне сильно не нравится. Как не понравилось бы и Марии, если б она об этом узнала. А что она не в курсе — могу прозакладывать голову, мне ли не знать свою мать! И при воспоминании о ее прекрасных, строгих и нежных глазах в ушах невольно звучит много раз слышанный совет — если столкнулся с чем-то непонятным, или неизвестным — не спеши действовать, затаись, тщательно разведай обстановку и отправь отчет. И мудрые аналитики отдела, скрупулёзно просчитав ситуацию, найдут самый оптимальный вариант действия. И обязательно вытащат тебя из любой передряги!
Вот только не всегда получается затаиться и не подавать виду, когда сталкиваешься с несправедливостью, злобой или откровенным хамством, как сейчас. Хотя сейчас я как раз твердо решил ничем не выдавать своего недовольства. Зато во внеплановый отчет включу не только свои резкие комментарии, но и запись всех виденных мной сегодня проявлений недружелюбия. Благо, мой трансформ ведет непрерывную съемку встроенными мини-видеокамерами не только того, что я вижу сам, но и того, что творится за моей спиной. И еще того, что передают ему расставленные мной жучки.
Почти час мы цепочкой протискивались по тесным коридорам замка, разглядывая малохудожественные помпезные портреты хозяина и его родственников, заглядывая в распахнутые двери безвкусно обставленных комнат (Входить нельзя!) и, наконец, выйдя через террасу с тыльной стороны замка, прошли по выложенной камнем тропке к белому храму.
В храм я не пошел, с удовольствием заметив, что не одинок в нарушении этого правила. Рядом со мной оказались почти все вернувшиеся из Тохена, Сид с блондинкой и Арнольд. Ну и еще с пяток замученных поездкой в Аккалу туристок.
— Ребята говорят, эти храмы везде одинаковы, — бурчит Сид, в ответ на мой взгляд, — посмотрим в другой раз.
— Только сборы разные, здесь хватит треугольной денежки, а в Мосетии берут квадрат. — Уточняет присевшая на корточки туристка, шаря в почти пустом кошельке.
— А нам тоже нужно платить? — насторожился я.
— Вы же уважаете местных богов? — усмехнулся уже немного знакомый загорелый парнишка, помахав зажатым между пальцами рыжим треугольничком.
Мы дружно полезли в кошели, доставать такие же.
И все же я сомневался в их словах, ровно до того времени, пока из храма не вышел упитанный жрец в неудобной попоне, с внушительным сосудом в руках. Следом за ним топали два качка, недвусмысленно помахивая тяжелыми жезлами. Такими легко можно заставить уважать кого угодно, не только местных богов. Да мы и не собирались сопротивляться. Следом за загорелым парнем, первым шагнувшим к жрецу и опустившим в кувшин свою дань, послушной цепочкой выстроились остальные. Зазвенели монетки, торопливо бросаемые в кувшин, расслабленно ухмыльнулись качки.
Я шел последним, стараясь как можно полнее записать процедуру недобровольного отъема денег. Но вот и моя очередь. Бросив треугольник в кувшин, замираю, ожидая, что жрец за наши монетки скажет какие-то слова благословения, или молитвы, ну или что тут у них полагается.
Но жрец неторопливо развернул свое пузо в обратном направлении, и процессия исчезла в дверях храма. А через пару минут оттуда потянулись вспотевшие туристы. Похоже, вентиляцию в этом здании никто не предусмотрел.
Старичок отвел нас через ту же террасу в большое угловое помещение, заставленное по периметру длинными столами и топорными скамейками. Напротив входа на довольно высоком помосте, застланном шкурами, стоял стол поменьше. Для князя, как я понимаю. И только на нем была скатерть, правда, вовсе не первой свежести. Несколько массивных кресел, стоящих вокруг стола, были оббиты пушистым мехом и имели довольно-таки комфортный вид.
— Представляю, сколько в этих креслах блох! — желчно буркнул Сид, и я моментально перестал завидовать тем, кто на них сядет.
Я, Сид, блондинка с подругой, Кинти, Рамика и Арнольд по установившейся негласной договоренности уселись вместе. За столом напротив оказались туристы, приехавшие из Тохена, про себя я их называл тертыми калачами, хотя плохо представляю, зачем в старину терли хлебобулочные изделия. Может, на сухари? Так вот, эти калачи немедленно достали из карманов одноразовые полотенца и расстелили на столе перед собой. Предчувствуя недоброе, перевожу взгляд на темную поверхность перед собой и понимаю, это вовсе не полировка, как я подумал вначале, а многослойный непромытый застарелый жир.
Великий, космос, а я уже руки сюда положил! Хотя, на мне трансформ, ему никакие микробы не страшны. И все же! Пошарив по карманам, нахожу пачку одноразовых платочков и раскладываю парочку перед собой. Сид, внимательно наблюдающий за моими действиями, тоже достает из карманов упаковку салфеток.
— А мы все платочки истратили!- горестный шепот Кинти чуть не заставил меня покраснеть, какой же из меня джентльмен, едва успел сменить внешность, и, пожалуйста, хороших манер как не бывало!