Особые приметы

Вы шли по Латинскому кварталу — она впереди, ты в некотором отдалении, сзади; она направлялась на улицу Суфло — там помещался центр помощи нуждающимся студентам. На бульваре Сен-Мишель Долорес купила в киоске газету и стала читать объявления, она вся ушла в это занятие, и что-то напряженное, отчаянное появилось в ее лице. Раза три-четыре она доставала из кармана курточки карандаш и делала быстрые пометки. Наверное, подчеркивала адреса. Она исчезла в парадной какого-то дома, а ты сидел и ждал за чашкой чая в соседнем кафе. Через несколько минут она появилась снова, пересекла бульвар и вошла в Люксембургский сад. Декабрь оголил ветви деревьев, дети бегали по дорожкам, укутанные, похожие на самодвижущиеся пакеты. Белый диск солнца светил без тепла и блеска. Она опустилась на скамью лицом к цветочным клумбам и бросила газету в урну. Невидящий взгляд ее был устремлен в тоскливую опустелость зимнего сада. Внезапно она закрыла лицо руками и расплакалась.

В смятении ты поспешил прочь. Тебя мучило запоздалое чувство раскаяния, ты понял, что не смеешь оставить ее в беде, что должен взять на себя заботу о ней, — ведь это был подарок, упоительный, нежданный дар, сама судьба преподносила тебе эту любовь.

Ты явился в пансион вовремя: мадам де Эредиа только что закончила свой трудоемкий утренний туалет.

— Excusez-moi, Madame, avez-vous parl'e avec Dolores?

— Oui, mon petit. Je lui ai dit ce matin que je ne peux plus lui garder la chambre. Elle est gentille sans doute mais qu’est-ce je peux faire d’autre? Le Centre d’Accueil m’envoye tous les jours de nouveaux 'el`eves. Je doit respecter mes engagements.

— Combien vous doit-elle?

— Deux mois de chambre plus des lecons.

— Quatre vingt mille?

— Exactement.

— Je viens de la rencontrer en face de PTT et elle m’ a pri'e de vous remettre cette somme. — Ты протянул ей пачку ассигнаций, и мадам де Эредиа уставилась на тебя недоверчивым взглядом. — Vous pouvez compter[127].

— Elle a recu le mandat?

— Il 'etait retenu depuis longtemps `a la Poste.

— Pauvre petite. O`u est-elle maintenant?

— Elle est partie faire de courses.

— Je vais pr'evenir tout de suite le Centre d’ Accueil. Je leurs dirai que la chambre n’ est pas libre. A quelle heure doit-elle rentrer?

— Je ne sais pas.

— Je voudrais lui faire une surprise. Lui acheter un bouquet de fleurs.

— Vous ^etes trop gentille, Madame[128].

Вот и все. Сила твоей любви, внезапно сбросившей все покровы, решила участь Долорес, решила за ее спиной мгновенно и бесповоротно. (Сама Долорес в это время еще сидела, наверно, в Люксембургском саду, ничего не подозревая о перемене в своей судьбе, и почти целый день отделял ее от жизни, предстоявшей ей впредь вместе с тобой, от любви, безмерности и глубины которой вы не могли познать еще годы и годы.)

Когда она вернулась, уроки у мадам Эредиа уже закончились и в гостиной никого не было. Ты лежал у себя в комнате на кровати, поверх старого сиреневого одеяла и курил. Ты вздрогнул, уловив в коридоре чуть слышный шорох ее шагов. Вот она прошла мимо твоей комнаты и повернула ключ у себя в двери. Потом раздался громкий голос мадам де Эредиа и последовало недоуменное безмолвие Долорес. Смешанное чувство счастья и тревоги охватило тебя. Ты раскрыл тетрадку с записями лекций и сделал вид, будто погружен в чтение. Гулкие удары твоего сердца сплетались с голосами обеих женщин. Это продолжалось несколько минут.

— Je n’ ai jamais mis en doute votre parole[129], — уверяла мадам де Эредиа.

Долорес молчала загадочно и многозначительно. Разговор кончился ровно в десять. А через минуту в твою дверь постучали.

— Entrez[130]. (А, может быть, ты это сказал по-испански?)

Дверь приотворилась, и ты увидел Долорес. Мгновение она стояла на пороге, бесстрастная, как бы заранее покорившаяся неизбежности, воплощенной для нее в тебе. Никогда не изгладятся из твоей памяти эти чужие глаза, это выражение затаенной ненависти. На ней были брюки из какой-то тонкой ткани и крупной вязки джемпер. Падающие на лоб коротко остриженные волосы придавали ей сходство с мальчишкой, и это ее красило.

— Мадам де Эредиа сказала мне, что вы… — Ее голос звучал непривычно жестко.

— Да.

— Почему вы это сделали?

— Не знаю, — пробормотал ты.

Она достала из кармана сигарету и резким движением поднесла к ней зажигалку. Ты поднялся с кровати и стоял рядом с ней, не смея на нее взглянуть.

— Мне говорили, что у тебя плохо с деньгами.

— Я вам очень обязана.

— Я не хотел, чтобы…

— Отвернитесь, пожалуйста, пока я буду раздеваться.

Ты повернулся к ней спиной, еще не сообразив толком, что она тебе сказала, и, оглушенный, тупо стал разглядывать зеленоватый, с бахромой, абажур лампы и тяжелые портьеры, закрывавшие окно. Из овала, обрамленного гирляндами и листьями клевера, улыбалась, заговорщически подняв пальчик, белокурая пастушка. Измятая, со сбитым одеялом постель бестактно приглашала отдаться любви. Ты вдруг почувствовал, что глаза твои стали влажны.

— Нет, — проговорил ты. — Нет, нет, нет.