Особое задание

Много месяцев продолжалось следствие. Когда же оно было закончено и дело прекращено ввиду отсутствия состава преступления, Игнат Петрович Ефимов мог задать вопрос, который сверлил ему мозг на протяжении долгого времени.

— Теперь, товарищ следователь, если не секрет, скажите, как случилось, что эта печальная история всплыла через двадцать лет?

— Что ж, пожалуй, теперь это не секрет, — подумав, ответил следователь. — Случилось это так. Много лет спустя после окончания войны судьба свела родных Гороховского с одним человеком — фамилию называть не стану, — которому случайно довелось узнать об этой истории. Ему рассказал ее кто-то из ваших товарищей. Человек этот не скрыл, что Игорь погиб не в бою, но, как теперь стало ясно, намеренно не сказал родным всей правды. Он изобразил дело так, будто Игорь поплатился жизнью за то, что вопреки приказанию не сохранил отруби и, изнемогая от усталости, самовольно бросил какой-то груз… В качестве командира группы был назван старший лейтенант Васин. Но проверкой установлено, что в тот отрезок времени в районе, где произошло это событие, никакого старшего лейтенанта Васина не существовало. Вместе с тем было установлено, что командиром взвода связи, в котором служил Гороховский, являлись вы — лейтенант Ефимов. Вот как возникло это дело и вот почему вам было предъявлено обвинение в убийстве одного, а не двух человек.

Игнат Петрович слушал следователя, понурив голову. Он глубоко сочувствовал родным Гороховского. Гибель Игоря они пережили трижды, и каждый раз все более тягостными становились выяснявшиеся обстоятельства его смерти. «Пропал без вести» — сколько страшных картин рисовалось им за этими стандартными словами, но все же не угасала надежда, что, быть может, еще жив, вернется… Потом и вера в то, что он погиб, как подобает советскому солдату, и надежда на его возвращение были жестоко растоптаны дошедшей до них версией о самосуде, учиненном над Игорем. «И, наконец, теперь, — думал Ефимов, — каково им сознавать, что Игорь погиб от руки своего, советского человека, погиб, лишившись здравого рассудка и только потому став пособником предателя…»

— Вы говорите одного, а не двух человек, — сказал Ефимов. — Давайте скажем точнее: погиб действительно один человек — Гороховский. Убит тоже один, но это не человек… Убит предатель…

Вторая амнистия

Ночь была необычной: крупные хлопья снега сменялись мелким дождем, внезапные порывы ветра рассеивали водяную завесу и казалось, что стихия наконец-то обуздана, но не проходило и получаса, как все начиналось сызнова. Погода затрудняла движение партизанской дивизии, колонна которой растянулась километров на шесть-семь.

Близится рассвет, а железная дорога, пересечь которую надо было затемно, все еще где-то впереди. Начальник колонны командир батальона майор Никитин все чаще посматривал на часы. Согласно графику движения дивизия уже должна была подходить к конечному пункту, между тем еще предстояло «форсировать железку» и после этого покрыть немалое расстояние до места расквартирования. Связные на взмыленных конях то и дело летели с приказами комбата соблюдать порядок в колонне, ни в коем случае не давать обозу растягиваться, чтобы, как только увидят переезд, быстро без задержки его пересечь. Но переезда все нет и нет. «И верно ли, что на нем нет охраны? — тревожно думал комбат. — Об этом наши разведчики узнали еще несколько дней тому назад. С тех пор многое могло измениться. Правда, дорога здесь второстепенного значения да и местность открытая. Партизаны в эти края еще не наведывались и вряд ли немцы ждут нас здесь…» — Тем не менее майор Никитин беспокойно вглядывался в даль.

За спиной на горизонте наметилась сероватая полоска. Мокрый снег облепил седоков и коней, дорога раскисла. Батальону Никитина предстояло захватить переезд и обеспечить прохождение дивизии. Это значит, что из головного он превратился в замыкающего. И это также беспокоило комбата. Ведь придется засветло уходить с переезда по совсем разбитой дороге.

Наконец впереди все отчетливее стала вырисовываться длинная цепь сосен. За ними должна быть железная дорога. Конники дозора насторожились, стараясь разглядеть сквозь снежно-водяную пелену, что делается впереди. Вот справа показались столбы шлагбаума. Никаких признаков того, что переезд охраняется, не было. Никитин облегченно вздохнул и пришпорил коня. Следом за ним рванулись конники дозора.

До переезда оставалось не более двухсот метров, когда послышался шум приближающегося поезда и вскоре из-за вытянувшихся на возвышенности сосен выполз паровоз с вереницей вагонов. Досадно было, что не успели заложить фугас и подорвать состав, и все же десятка полтора лихих конников поскакали на полном галопе через припудренную тающим снегом пашню, наперерез составу.

Комбат и остальные конники дозора, продолжая двигаться по размокшей проселочной дороге, глядели вслед умчавшимся товарищам, выжимавшим из коней все силы.