Саня лежал без движения, обдумывая, куда же и с кем ушел отец, скоро ли вернется домой и, не находя ответа на эти тревожные вопросы, вновь и вновь с облегчением твердил про себя слова матери:… отец твой не предатель… он честный…»
Утром следующего дня мать сказала детям, что отец уехал в город к коменданту. Саня понял, что это неправда, но раз мать говорит, стало быть так надо. К вечеру отец не вернулся. Не вернулся он и на второй день и на третий… В селе поговаривали, будто в городе старосту арестовали за невыполнение приказов коменданта; другие говорили, будто его убили наши за то, что пошел служить к немцам. На пятые сутки после исчезновения Степана его жена отправилась в город просить коменданта освободить мужа. Однако там сказали, что не имеют понятия, куда он девался, и обещали, живого или мертвого, но непременно разыскать. Женщина ушла с облегченным сердцем; все пока шло так, как и было задумано.
Шли дни, Ячменева оккупанты, конечно, не разыскали и снова приехали в село, чтобы назначить нового старосту, а заодно для устрашения повесить одного парня, который пытался удрать из эшелона, следовавшего в Германию с «русскими рабами».
Как и в предыдущий раз, всех жителей села согнали на площадь и толстяк комендант, ни словом не обмолвившись о Ячменеве, объявил о назначении нового старосты. Это был известный на селе мужик, хотя давно уже его здесь не видели. Был он в прошлом кулак, в гражданскую войну путался с белогвардейцами, а во время коллективизации состоял в банде. Его арестовали, осудили и выслали. Детей у него не было, а жена не стала ждать, куда-то уехала. О нем уже стали забывать, как вдруг, незадолго до войны, он вернулся и поселился в соседнем селе. Дом его был занят: до войны в нем размещался детский сад, а теперь жили две семьи военнослужащих, эвакуированные еще с границы. Здесь их настиг фронт, и они были вынуждены остаться.
И вот он назначен старостой, ему возвращены его усадьба и дом. Все были уверены, что отныне в селе наступят черные дни.
Спустя несколько дней новый староста пришел в свой дом, молча прошелся по комнатам, а уходя сказал замершим от испуга женщинам, чтобы не торопились освобождать дом, он ему не нужен. Люди не знали, что и думать. Уж не замышляет ли староста что-нибудь похуже выселения? На вид он казался грозным. Сурово, испытующе смотрел он на людей большими впалыми глазами, притаившимися под лохматыми поседевшими бровями. В селе его боялись, хотя он еще не сделал ничего дурного. Но что хорошего можно было ожидать от ставленника немцев, да еще репрессированного в прошлом кулака? Их повадки были хорошо известны людям.
Когда староста поселился в доме Степана Ячменева, своего бывшего батрака, жена Степана стала молчаливой и грустной. Ведь она помнила, как муж раскулачивал бывшего хозяина. И теперь ждала, что все это он припомнит ей… Совсем было решила переехать в другое село, но передумала: «А вдруг муж вернется, тогда как?» — и осталась.
Тем временем из города от коменданта в управу поступал приказ за приказом, и в каждом речь шла о поставках «для солдат и офицеров доблестных вооруженных сил великой германской империи». Однако староста редко отвозил в город продукты, зато каждый раз заезжал к леснику и забирал с собой приготовленный для него ведерный бочонок самогона. Люди знали, что самогон он поставляет немецкому фельдфебелю, которому надлежало следить за поставками их деревни.
Так продолжалось недолго. Гитлеровского шписа[24] за чрезмерную приверженность к спиртному отправили на фронт. Новый интендант оказался зверем, заядлым нацистом. Все же староста решил подкупить и этого, но дело обернулось не так, как он рассчитывал. Интендант осмотрел подводы, увидел прелый картофель, полсотни яиц да хилого поросенка и завопил:
— Саботаж!.. Где мясо, молоко, масло, фураж?
Доложил коменданту. Тот пришел в ярость:
— Плетей!
Старосту стали избивать, а он твердит одно, будто люди не слушаются его распоряжений и нет у него ни солдат, ни оружия, чтобы заставить их выполнять поставки…
— …Дают что попало и то с руганью, а я здесь страдаю! — жалобно говорил он. — Вы уж, сделайте милость, помогите, тогда увидите, на что я способен!..
Комендант поверил старосте. Ведь человек он подходящий, в прошлом кулак, сидел у большевиков в тюрьме… Может, и в самом деле без оружия тяжело ему управлять… Комендант что-то сказал переводчику, гот поспешил довести до сведения старосты:
— Госпотин коментант сказаль — корошо. Госпотин старост не полючайт немецки зольтат… Госпотин старост полючайт оружие на село. Госпотин комендант путет посмотреть, как госпотин старост виполняйт поставка…
В заключение комендант сделал выразительный жест рукой вокруг шеи и закатил глаза. Староста понял, что немец грозит повесить его, если и на этот раз он не выполнит приказ.