Особое задание

Вскоре тяжелый «Майбах» и подпрыгивающий на ухабах «оппелек» пылили уже по проселочной дороге и через полчаса углубились в лес. За рулем «Майбаха» сидел Фриц Вильке, рядом с ним Фридрих Гобрицхоффер. Он снял повязку с глаза и навел автомат на заднее сиденье, где, прижатые друг к другу, с закинутыми на затылок руками, сидели трясущийся от страха круглолицый штатский, прыщеватый шофер и побледневший штандартенфюрер СС. В ногах у них лежал труп адъютанта.

Пленных доставили в распоряжение десантников, которые теперь обосновались рядом с партизанским лагерем. Сразу сюда пришел комиссар отряда Иванов. Он уже ходил по лагерю, но грудь еще была перебинтована. Здороваясь с Отто Вильке, комиссар пошутил:

— Это тоже десантники? Из Москвы?

Отто понял намек и со свойственной ему едва заметной усмешкой отрицательно покачал головой:

— На этот раз — нет… Это из Берлина! Наци!.. Стоявший рядом с трубкой в зубах Рихард взял комиссара под руку и, обращаясь к Серебрякову, сказал:

— Прошу, доктор, переведите товарищу комиссару, что эти, — указал он на пленных, — не способны объявить голодовку протеста!.. Нет!.. Разные бывают немцы. Да, да…

Подошел Ильин. Он уже успел переодеться. Увидев красную Лычку на его фуражке, штандартенфюрер безнадежно пробормотал:

— Партэзан?

Тотчас же спохватившись, он крякнул, напыжился и презрительно покосился на толстяка в штатском, совсем раскисшего и не перестававшего шептать трясущимися губами: «О-о майн гот, майн гот!»

Пленных увели. В кругу партизан, обступивших десантников, Отто Вильке показывал отобранный у штандартенфюрера «вальтер». Серебряков перевел надпись, выгравированную на кожухе пистолета: «Тигру Вихтенбергу за Францию и Скандинавию. Г Гиммлер, рейхсфюрер СС. Берлин, 1941».

Заметив, как жадно Катышков разглядывает пистолет, его постоянный спутник белобрысый Жора в казачьей фуражке подзадорил:

— Вот бы, Ваня, тебе такой порядочек был бы!..

Катышков причмокнул, почесал затылок и решительно шагнул вперед.

— Товарищ Отто! Может, махнем? Даю два, понимаете, цвай парабеллум и в придачу три… нет, четыре штуки трофейных часов! Идет?

Под дружный смех окружающих Катышков полез в карман и достал целую горсть часов. Серебряков перевел ответ Отто:

— Охотно, дорогой друг, отдал бы тебе его и так, но… с этой надписью он еще может нам пригодиться…

Разочарование Катышкова было недолгим. Многозначительный намек на предстоящие десантникам дела разжег его воображение. Ему уже рисовались картины, как Отто Вильке выдает себя за «тигра Вихтенберга» и захватывает в плен Гиммлера, Гитлера и всю их бандитскую шайку.

— Товарищ Отто, молчу… Все ясно! — таинственно и восхищенно заключил Катышков.

Ему давно уже хотелось оправдаться перед десантниками за доставленные им треволнения. И вот сейчас такая возможность представилась.

— А вам, товарищ, — обратился он к Рихарду, — передряга эта, будь она неладна, на пользу пошла! Живот-то, гляжу, малость поубавился!.. Эх, мать честная! Чуть было не натворил бед… И кто всех взбаламутил? Я-то что — рядовой! А вот некоторые начальники не скумекали что к чему…

Выслушав перевод, Рихард покровительственно похлопал Катышкова по плечу и попросил Серебрякова передать ему, что «мы — свои люди. Важно другое — чтобы гестаповцы не пронюхали о нас… Рихарда это беспокоило, и он не упускал случая напомнить молодым партизанам, чтобы они, как говорят, держали язык за зубами.

В тот же вечер из Москвы была получена ответная радиограмма, в которой командованию партизанского отряда предлагалось подготовить посадочную площадку для приема самолета. Штандартенфюрера и его спутников — шофера и инженера по деревообработке, прибывшего на оккупированную территорию «изучать» лесные запасы России, предстояло отправить в Москву.

Начались поиски подходящего места для посадки самолета. Найти его было не просто: повсюду в населенных пунктах противник держал гарнизоны, а вдали от них, в зоне, где партизаны могли бы спокойно принять самолет, лесные поляны были малы да и почва либо болотистая, либо песчаная. Наконец решили подготовить посадочную площадку на поле, недалеко от села, дотла сожженного оккупантами. Оно было достаточно ровное и удалено от гарнизонов противника.