Особое задание

На том учении, где генерал Рязанский впервые показал нам записки лейтенанта Овчаренко, одну из его тетрадей мы все же прочли на досуге в кругу солдат и офицеров. В поле, вблизи замаскированных на лесной опушке боевых машин, за час до нового марша в ожидании встречного боя, подобные записки воспринимаются совсем не так, как в домашних или даже казарменных стенах. Чтобы ощутить это, надо увидеть лица солдат, сидящих с автоматами в обнимку и слушающих голос сверстника, долетевший к ним из далеких грозовых лет. И тогда реактивный гром в небе, глухие выстрелы пушек где-то на артиллерийском полигоне, низкий дизельный гул в леске, где танкисты опробуют двигатели, почудятся дыханием фронта, а каждое слово записок наполнится особенным смыслом. Когда умолк чтец, кто-то попросил:

— Дальше…

Заместитель командира батальона по политчасти посмотрел на часы.

— Жаль, товарищи, но дальше у нас дела походные. Через десять минут — начало марша. Если заслужите, на следующем большом привале нам ещё почитают из фронтовых тетрадей.

По лицам офицеров и солдат пробежали улыбки. Командир роты сказал:

— Заслужим. Нам теперь без успеха нельзя — задолжали на первом этапе учений. Комбат жизни не даст, если снова выйдет осечка.

— По-фронтовому работайте, и осечек не будет, — ответил политработник.

Мы поняли, что молодой комбат после совещания у руководителя учений успел-таки провести разбор недавних действий батальона и, судя по всему, разговор он вел откровенный. А если подчиненные его сочли, что и они в минувшем бою сделали далеко не всё, чтобы вырвать победу, это говорило лишь в их пользу.

Командир поднял мотострелков, и скоро в перелеске зазвучали отрывистые команды, с серой брони боевых машин слетели маскировочные сети, а через несколько минут лишь тающая полоска пыли над лесной дорогой свидетельствовала о том, что здесь совсем недавно стояла воинская колонна.

Один из нас еще держал в руках пожелтевшую тетрадь, затем не спеша спрятал её в планшет, но было такое чувство, будто автор записок лейтенант Овчаренко тоже ушел вместе с колоннами танков и боевых машин пехоты и, может быть, сидя где-то в недрах гулкой брони со своими ровесниками-потомками, касаясь плечами их плеч, под ровное пение мотора продолжает свой рассказ о «сабантуйных» делах, которые не успел занести в свои тетради.

Да ведь так оно и есть — с каждым нынешним солдатом и командиром ходит в учебные бои чей-то добытый в огне опыт, чей-то незабвенный образ то ли с военной фотографии, то ли со страниц книги или фронтового письма…

Нам тогда не удалось второй раз побывать в батальоне и узнать, чем отличился молодой комбат в новых боях. Но через месяц в военной газете появилась заметка «Решительность командира», и в ней была знакомая фамилия — капитан Клюев. При очередной встрече мы сказали об этом генералу Рязанскому и напомнили его разговор с молодым комбатом в штабной палатке. Александр Павлович улыбнулся:

— Значит, урок не прошел ему даром. Как видите, толковые командиры не только на войне мужают быстро.

Глаза генерала стали серьезными, даже печальными. Наверное, ему подумалось о том, какой ценой доставались уроки победы молодым командирам на войне и скольким из них не пришлось воспользоваться суровым опытом своего первого боя.

Но тем дороже нам сегодня каждое их слово, дошедшее из огня сражений.

Верность традициям

Танковая рота вела бой в беззвездной черноте среднеазиатской ночи. Обе стороны применяли новые тогда приборы ночного видения, и лишь выстрелы пушек коротким железно-белым светом взрывали мрак. За линией прорванных траншей первой полосы обороны руководитель внезапно остановил роту и приказал принять командование курсанту Мадудову. С тревогой следили мы в экипаже за нашим товарищем, который переместился на командирское место с сиденья заряжающего, откуда ему нелегко было наблюдать за развитием событий. Сумеет ли быстро и решительно взять управление, успешно продолжить бой на труднодоступной для танков местности, в условиях, пока ещё малопривычных для нас?