Особое задание

Но колебался он недолго. Венцелю много приходилось слышать о том, как гордо умирают с именем фюрера на устах настоящие немецкие солдаты. Это было красиво. И Венцель раньше убеждал себя, что, доведись ему попасть в плен, он бы стойко принял смерть, презрительно улыбаясь в лицо врагам. Но это оказалось не таким простым делом. Курт Венцель любил своего фюрера, но еще больше он любил самого себя.

К тому же он ожидал самого худшего, и неожиданно вспыхнувшая надежда на счастливый исход заставила его забыть о долге "истинного германца".

- Яволь, - проговорил он после долгой паузы. - Я буду говорить...

Хитрый фашист тут же решил, что выскажется не сразу, а будет "продавать товар" по частям, набивая себе цену.

* * *

Все время после ухода из Краснополья Алексея не покидало беспокойство за Лещевского. Что с ним? Жив ли? Сумел ли выдержать пытки? Ответить на этот вопрос мог, пожалуй, Шерстнев, но, когда партизанский отряд вынужден был сменить базу, связь с Тимофеем прервалась.

Алексей мог предполагать, что с Лещевским расправились немцы, но тревогу приглушала слабая надежда:

у фашистов не было улик против хирурга. Единственное, что страшило, гитлеровцы знали о встречах Лещевского с Готвальдом.

Нужно было попытаться спасти Лещевского. Но как? Не было возможности пробраться в тюрьму, узнать, что в ней делается...

Мелькнувшую было мысль о налете партизан на тюрьму Алексей отбросил: такой проект сулил слишком большие и неоправданные .потери.

- Алексей, разреши, - просил Валентин. - Пойду в город, узнаю, что и как.

- Ты с ума сошел! - прикрикнул на него разведчик. - Тебя схватят на первом же перекрестке. Теперь у каждого агента твоя фотография.

- Я что-нибудь придумаю...

- Брось об этом даже разговаривать.

Готвальд хоть и мало знал хирурга, да и держался Лещевский, принимая его, замкнуто и отчужденно, чемто Адам Григорьевич навсегда расположил к себе Валентина. Прибавлялось к этому и уважение: Лещевский был не просто хороший врач, а еще и подпольщик.

И Готвальд так же строил всяческие планы, как спасти хирурга.

В конце концов Алексей и Валентин решили, что прежде всего нужно отыскать Шерстнева: он-то уж наверняка знает, в какой тюрьме содержат фашисты Адама Григорьевича, если он еще жив.

Но Шерстнев и сам не дремал и всячески пытался узнать что-либо об Алексее и партизанах. В одну из поездок по области он завернул в Пашкове к Захару Ильичу Крутову. Было решено встретиться у него в ночь на 17 октября. В Пашкове выехали втроем: Столяров, Готвальд и Колос. Скобцев предложил было им охрану, но они отказались. Выехали верхом, в сумерках, а часам к одиннадцати вечера были на месте.

Захару Ильичу Столяров привез подарок: теплую красноармейскую ушанку и рукавицы. Обрадованный старик вынул начатую бутылку самогону, чтобы вспрыснуть обнову, новости, озабоченные своими делами, пить водку отказались.

Шерстнев, давно уже дожидавшийся партизан (полицай, как всегда, открыто пришел к Крутову еще засветло), покосился на бутылку, но пить тоже не стал.

Старик понял, что его гостям не до него, и ушел в каморку за печкой.

Алексей сразу спросил Шерстнева:

- Что случилось с Лещевским? Он жив?

- Жив.

- Где он?

- В городской тюрьме. Видел, как арестованных выводили во двор. Сначала он сидел в подвале гестапо, и я только недавно узнал, что его перевели.

- Его надо спасти, Тимофей, слышишь? Обязательно надо.

Шерстнев усмехнулся.

- Будто я сам не понимаю. Легко сказать...

- Надо что-то придумать.

- Сам об этом все время думаю. Думать мне вообще немало приходится сколько времени вас вот искал.

Помолчали. Потом Тимофей, скребя бороду, медленно проговорил:

- Я и с городскими подпольщиками советовался...

Служит в тюрьме один человек... Некто Ворчук.

- Ну, ну, ну! Что ж ты молчал до сих пор? Слова из тебя не вытянешь.

- Поспешишь - людей насмешишь!

- Так что этот Ворчук?

Шерстнев почесал за ухом, помедлил.

- Да как вам сказать? Неясный он человек. По специальности слесарь-водопроводчик. Из военнопленных. Был в немецком концлагере. Освободили его оттуда за примерное поведение. К нему уж наши искали подходы, да он что-то не идет на сближение.

Однажды наша связная встретила его на улице, попросила передать записку одному арестованному. Но он не отвечал, прошел мимо. Боится, должно быть, может, совсем продался.

- А что, если попробовать еще раз? Ведь он все-таки наш, русский. Может, осмелеет...

Шерстнев опять помолчал и погладил бороду.

- Рискованно. Согласится, а сам предупредит гестапо. Загубим людей.

- А если не освободим Лещевского, преданного нашему делу человека загубим... Да, может, и еще когонибудь удалось бы вызволить.

- Ну конечно, - согласился Тимофей. - Я ведь все понимаю. Дадим знать Корню. Если даст "добро", то попытаемся...

Шерстнев рассказал Алексею городские новости.

И главная из них - пропажа заместителя начальника гестапо Курта Венцеля.

- Представляешь, человек как в воду канул, - весело говорил Тимофей. В гестапо паника! В полиции тоже! Куда он делся, делают вид, что не знают.