Но тут Татьяна открыла глаза, сладко потянулась, подставила губки под поцелуй, и все мои страхи немедленно пропали: определенно, что-то хорошее в жизни иногда встречается. И даже остается рядом. Если, конечно, не сильно сопротивляться. Я припал к пухлым от сна губкам и закрыл глаза от удовольствия…
Увы, самолет коснулся бетонки, нас слегка подкинуло и легонько стукнуло лбами друг о друга… Искры, посыпавшиеся из глаз, разбудили Таниных подружек, и они, поняв причину наших недовольных лиц, расхохотались:
— Такими опасными для здоровья вещами надо заниматься в соответствующей защите! Например, в скафандре! Или в рыцарских латах и в шлеме! — веселилась Юля.
— При этом обязательно опускать забрало! — вторила ей Людка. — А предварительно пройти частные уроки, скажем, у меня!
Посмотрев на изумленные глаза Татьяны, она тут же поправилась: — Само собой, Джонни! А тобой может заняться Юлька!
Юлька тут же попыталась огреть подругу чем-нибудь по голове, но, слава богу, ее удержали ремни. Пока она расстегивала замок, Люда вскочила на ноги и попыталась смыться, но благодаря бдительной стюардессе, далеко уйти ей не удалось. Ее вернули на место, где ей основательно от нас перепало. Щипками и щекоткой.
В общем, выгружаясь из самолета, я напрочь позабыл о своих сомнениях и страхах. Потому, что был занят. Пытаясь достойно отвечать на шутки и не давать дамам передраться…
Глава 15
В аэропорту нас встречали! Причем я бы никогда не догадался, кто! — Мигелито собственной персоной! С двумя солидно одетыми телохранителями. Стоило ему меня увидать, как с воплем «Джонни, амиго!» он совершенно не солидно бросился ко мне. Вдосталь пообнимавшись со мной, он поцеловал ручки поочередно всем дамам, начав, естественно, со знакомой ему Татьяны, рассыпаясь в витиеватых комплиментах и сетуя, что ни разу не был в стране, где живут такие ослепительные красавицы.
«Ослепительные красавицы» благосклонно внимали знойному мексиканскому «мачо», и даже с удовольствием оперлись на предложенные им руки. Вертясь между Юлькой и Людкой, как ерш на сковороде, он лишь с помощью охраны довел нас до своего нового лимузина, так как постоянно отвлекался на подначки дам и сворачивал не туда.
— У вас что, все население так свободно владеет английским? — поинтересовался я по дороге домой у Татьяны.
— Да нет, не все! — улыбнулась она. — Просто мы вместе учились в довольно хорошей школе. А в нашей среде не принято лениться: родители не поймут! Вот и наблатыкались!
— Что сделали?
— Ну, научились понемногу! — Татьяна мило рассмеялась и, подумав, добавила: — пора тебе серьезно заняться нашим сленгом! Я тут припасла тебе записи наших юмористов — Жванецкого, Задорнова, Карцева, рассказы Шуры Каретного и сборники блатных песен! Через месяц начнешь ботать по фене, как после пятой ходки!
Получив подробное объяснение последней фразы, я начал с нетерпением ждать первых уроков по альтернативному русскому языку.
Дом, неделю назад вызвавший во мне жалость, сиял! Мигелито, высадив нас из машины, вместе с нами полюбовался на творение рук простимулированных Вованом неведомых мастеров и завистливо отметил, причем с ярко выраженным уважением в голосе:
— Вован Петрович умеет заставить потрудиться!
Я молча согласился и попытался открыть дверь. Увы, кодовый замок не среагировал на мои действия. Я удивленно посмотрел на ухмыляющегося Мигелито, протягивающего мне заклеенный конверт:
— Возьми, не мучайся! Здесь новые коды к системе безопасности и пояснения твоего большого друга к новым, как это будет по-русски, «primochka»!
Удостоверившись, что я открыл непослушные двери, он тепло с нами распрощался, попросил связаться с ним завтра и его автомобиль в какой-то очень знакомой мне манере сорвался с места.
Проводив удивленным взглядом вписывающийся в поворот с заносом задних колес автомобиль, мы, наконец, вошли в дом. Внутренняя обстановка претерпела радикальнейшие изменения: над интерьером, видимо, основательно потрудился не самый низкооплачиваемый дизайнер штата. Мне сразу захотелось снять обувь и говорить исключительно шепотом. Везде, кроме спальни. — Она единственная во всем доме не была похожа на музей. Она настолько отдавала чувственностью, если не сказать, развратом, что когда мы все, слоняясь по дому, добрались до нее, я покраснел и попытался побыстрее вытолкать из нее всех без исключения дам. Но не тут то было! Широко открытыми глазами уставившись на зеркальный потолок, огромную кровать под ним, застеленную черными атласными простынями, тяжелые бархатные шторы, создающие в комнате интимный полумрак, на дверцу мини бара в изголовье, стереосистему экстра класса, проекционный телевизор во всю стену и еще кучу всяких прибамбасов, Татьяна ошеломленно посмотрела на меня и решительно заявила:
— Вот это да! Теперь ты меня отсюда не выгонишь! Ни за какие коврижки!
— А что такое «коврижки»? — на всякий случай поинтересовался я, но девушки не удостоили меня ответом. Они были заняты.