— Повели меня в участок. Снова: "Почему попала в Дупляново, зачем пришла?.." А у меня все мина из головы не идет. И вдруг полицая куда-то позвали, я в комнате одна осталась. Скорее достала мину, завела часовой механизм.
— Разве ты умеешь обращаться с миной? — удивился Алексей.
— Да, мне ребята в Пашкове на всякий случай объяснили.
— Так, что же дальше…
— Ну и сунула мину под стол. А когда полицай вернулся и снова стал допрашивать, я заплакала, говорю: "Дяденька, отпустите, у вас небось у самого дочка есть…" Он нахмурился, долго крутил усы, потом швырнул мне паспорт и как закричит: "Вон! Чтобы духу твоего тут не было! Еще раз увижу — узнаешь у меня, как шляться!" Я пулей выскочила за дверь и — бегом. А мину им на память оставила…
Аня рассмеялась. Но Алексей даже не улыбнулся.
— Вот что, — сказал он серьезно, — больше никаких мин… Это ведь не игрушки. Будешь делать только то, что я прикажу… Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Не желаю. Поняла? И что за бессовестные ребята в этом Пашкове?!
Аня остановила на нем удивленный, пристальный взгляд, но промолчала.
Через два дня Алексей узнал от Шерстнева, что в Дупляновском участке произошел взрыв. Никто серьезно не пострадал. Гестаповцы почему-то заподозрили в диверсии самих полицейских, нагрянули целой комиссией, арестовали одного, а начальника Дуплянской полиции выгнали с работы.
И Алексей долго подшучивал над Аней, как она "ликвидировала" фашистского служаку.
— Спасибо тебе, дружище! — Секретарь подпольного обкома обнял Алексея и троекратно расцеловался с ним. — От всех наших спасибо!
— Так это не я, — смутился Столяров. — Софью надо благодарить, ее рук дело.
— И Софье передай мое спасибо! Я ведь, грешным делом, когда ты первый раз мне рассказал о ней, не очень-то в нее верил. А вот смотри ж… Какой женщиной оказалась… Ты ее береги…
Этот разговор происходил ночью на конспиративной квартире в хуторе Белом. Карнович рассказал Алексею о провале карательной гитлеровской экспедиции "Фредерикус", в которой принимали участие не только танки, но штурмовая и бомбардировочная авиация. Целых десять дней гитлеровские войска зажимали в клещи огромные лесные массивы, обстреливали, бомбили и прочесывали предполагаемые опасные районы. Но в "опасных" районах они наталкивались лишь на изуродованные, обожженные деревья, вороха выброшенной взрывами мерзлой земли. Кое-где, правда, встречались покинутые землянки и шалаши, следы недавних костров.
Партизаны в руки врагам не попадались. Их костры дымили за многие десятки километров от тех мест, где громыхали, врубаясь в мерзлую чащу, танки и крались тропами цепочки эсэсовцев и жандармов.
Взволнованный рассказом Карловича, Алексей возвращался к себе, в Краснополье. Он еще не знал, что над головой одного из разведчиков его маленькой группы сгущались тучи.
В тот же день взбешенный Штроп расхаживал по кабинету коменданта города Патценгауэра.
— Я вас спрашиваю, господин майор, — кричал он, — откуда могла просочиться информация?!
— Это я вас должен спросить, — сердито шевеля бровями, басил комендант. — Охрана военной тайны — ваша обязанность.
— Прошу не напоминать мне о моих обязанностях, — ледяным тоном отрезал Штроп. — Я ни на минуту не забываю о них, не в пример некоторым.
— На что вы намекаете? — сощурился майор.
— Не догадываетесь? — с издевкой переспросил Штроп. — Ах, вы не догадываетесь! Или, может быть, не хотите? У вас под носом орудуют изменники, русские шпионы, а вы хлопаете глазами…
Комендант не спускал со следователя настороженного взгляда.
— Где перепечатывался план карательной операции? — закричал Штроп.
— Здесь, в секретном отделе…
— И это вы называете секретным отделом?
— Но почему вы считаете, что партизанам стало известно об операции именно из комендатуры?
— Я-ничего не считаю, господин майор. Если бы я считал, я б не разговаривал с вами здесь, а принимал бы меры… Я лишь предполагаю… Эта машинистка, Эльга, она вполне лояльна?
Майор дернул плечами.
— До сих пор у меня не было оснований… Она из почтенной семьи. Ее отец известный инженер, много лет работает у господина Круппа…
— Мгм, — промычал Штроп. Этот довод несколько остудил его горячность. Но, может быть, туда кто-нибудь заглядывал, в этот ваш секретный отдел?
— Но это запрещено. На двери висит табличка.
Штроп остановился, покусывая нижнюю губу.
— Я все-таки хотел бы поговорить с этой Эльгой, — проговорил он после некоторого молчания. — Табличка не солдат с ружьем.
Через пять минут Штроп беседовал с Эльгой, а через четверть часа он вызвал к себе Софью Львовну. Он смерил Ивашеву долгим, подозрительным взглядом.
— Вы, кажется, дружите с Эльгой? Приятное знакомство, не так ли?
Внутри у Софьи Львовны все оборвалось. Тревожно, до темноты в глазах забилось сердце. Но она старалась овладеть собой и даже заставила себя улыбнуться.
— Да, конечно, — ответила Софья Львовна. — Мы с Эльгой одиноки. Это нас сблизило…
— Даже одиноким не полагается входить туда, куда не положено.