Особое выражение лица

– Но погоди, как же… – попыталась возразить Диля, но Гриша только рукой махнул нетерпеливо, проговорив со смешком: – Ничего, ничего! Моей маман полезно будет в этом детском саду встряхнуться! По крайней мере, хоть я отдохну от ее пристального внимания.

– А ты вместе с мамой живешь, да?

– Нет. Но во мне ее любви и навязчивой заботы уже впрок накопилось. Так что…

– А разве можно дать любовь и заботу впрок? – удивленно моргнула Диля.

– Еще как можно! – посмотрел он на нее несколько снисходительно, как смотрит взрослый на задавшего глупый вопрос ребенка. – Ты же нянька-воспитательница, ты же должна такие вещи знать! Хотя, прости, забыл… Ты же у нас не нянька, ты просто коллега по работе!

– Мам, а мне что, и правда нужно ехать? – неуверенно подергал Дилю за рукав тихо подошедший Алишер.

– Я не знаю… Видишь, Машка без тебя не соглашается.

– Все, дети, идемте! Одеваемся! – весело скомандовал Гриша, снимая с вешалки курточку Алишера.

– Ты смотри там, веди себя… осторожно! – успела шепнуть сыну на ушко Диля. Хотела сказать – «хорошо», да самой собой вдруг вырвалось это «осторожно». – Ни в какие взрослые разговоры не вступай, помалкивай больше…

– Ладно, мам. Я понимаю.

– Алик! Пусть Алик! – заблажила вдруг не своим голосом Машка, когда Гриша попытался застегнуть ей молнию на комбинезоне.

– Давай уже застегну, апа… – ласково прожурчал Алишер, поворачиваясь к девчонке.

– Как? Как ты ее назвал? Апа? – зашелся тихим смехом Гриша. – Это что такое?

– Ну, это у нас так к девушкам, к женщинам обращаются… – досадливо покосившись на сына, принялась торопливо объяснять Диля. – Когда хотят выказать любовь и уважение, говорят – апа…

– Я – апа! Я – апа! – радостно запрыгала к дверям Машка, подхватив для полного счастья еще и Шурика на руки, и Диля закрыла глаза, со страхом представив себе, как они там, в гостях у грозной Гришиной матери, с этой «апой», с Алишером и с Шуриком уживутся…

– Когда хоть вас ждать-то? – тоскливо проговорила она в Гришину спину.

– Не знаю. Насколько у маман терпения на этот детский сад хватит. Я думаю, ненадолго.

Оставшись одна, Диля медленно прошлась по будто оглохшей без детских голосов квартире, потом уселась на диван, подтянула колени к подбородку. Внутри было неприютно, словно находилась она сейчас не в теплой уютной гостиной, а на холодном пыльном сквозняке, и почти физически чувствовалось, как ощущение смутной неприкаянности поднимается из солнечного сплетения и идет дрожащим холодком к горлу. Нет, зря она все-таки Алишера от себя отпустила. Еще неизвестно, как поведет себя эта незнакомая Гришина матушка, вдруг чем обидит мальчишку…

Вообще, можно было бы сейчас и поплакать на воле, да, однако, не получалось. Она и вздыхала горестно, и лицом слезно и соответственно куксилась – слезы не шли. Черт его знает почему. Тонкая эта субстанция – слезы. Когда нельзя плакать – они тут как тут, когда можно – сидят внутри, и ничем их наружу не выманишь. Хорошо, что глаза начали слипаться, лучше и впрямь уснуть, быстрее время пройдет…

Приснился ей яркий сон, будто вспыхнул в мозгу странной короткой картинкой. Будто сидят они все – Лара с Гришей, она, Алишер с Машкой на скамейке под цветущим персиковым деревом, там, в их душанбинском дворе. Плечом к плечу сидят, ничего не говорят, только улыбаются довольно, как будто щелчка фотоаппарата ждут. И на душе у Дили светло и празднично, и чувствует она себя вроде как хозяйкою положения, как мать большого и дружного семейства. Даже уходить из этого сна не хотелось. Но что-то будто толкнуло в плечо, и она встрепенулась, подняла от коленок голову, огляделась. Обстановка чужого дома тут же полезла в глаза, напомнила о себе усмешливо – ишь, размечталась короткими снами, чужачка! Вот приедет скоро настоящая хозяйка, и уйдешь отсюда. Потому и нечего себе всякими снами голову морочить.

Пробурчав мысленно что-то вроде «не особенно и хотелось», Диля сползла с дивана, медленно поплелась на кухню, решив сварить себе крепкого кофе. Все-таки нет хуже состояния, чем вынужденное безделье! Она ж работать сюда приехала, жизнь как-то определять, а сама сидит в этой квартире, ждет неизвестно чего. Время теряет. А по закону, между прочим, для нее всего-то три месяца определено на легальное здесь пребывание и определение с дальнейшей жизнью. И ей надо обязательно договор с каким-нибудь работодателем в миграционную службу отнести, чтоб ей срок этот хотя бы до года продлили, а не отсиживаться здесь в няньках!