Особо опасны при задержании

Лента воспоминаний раскручивалась медленно. Особенно резко высвечивалось последнее сражение с красными под Царицыном, потому что позже, на большом Войсковом Круге в Новочеркасске, под давлением казачьей верхушки и Антанты, которые объявили его германофилом, Краснову пришлось проститься с остатками армии, сложить с себя полномочия командующего… Что было затем? Прозябание вдали от родины, долгое мучительное безделье, сотрудничество с РОВС («Российский общевоинский союз») генерала Кутепова, занятого засылкой в СССР с террористическими заданиями офицеров-эмигрантов, сближение в Шуаньи близ Парижа с великим князем Николаем Николаевичем.

За стеной спальни часы глухо пробили семь раз, но Краснов продолжал лежать под периной с закрытыми глазами. Когда же понял, что больше не уснет, тронул у изголовья, на тумбочке, звонок.

Отворилась дверь, и на пороге вырос Егорычев.

— Одеваться! — приказал генерал.

Умывшись и облачившись в мундир с неизменным Георгиевским крестом, он вошел в кабинет, где один из книжных шкафов занимали написанные им, Красновым, книги. Рядом с томиками мемуаров «От двуглавого орла к красному знамени» стояли романы «Белая свитка», «За чертополохом».

Краснов задержался у шкафа и подумал, что свой последний роман «Выпаш» надо непременно послать в презент с теплой дарственной надписью главе имперского министерства по делам оккупированных областей на Востоке Альфреду Розенбергу. Генералу охранных и штурмовых отрядов СС нацистской партии будет несомненно приятно прочитать страницы, полные ненависти к большевистскому строю и клеветы на Ленина.

В столовой генерала ждал завтрак.

— Семен звонил? — раскладывая на коленях хрустящую от крахмала салфетку, спросил Краснов.

— Никак нет, Петро Николаевич. На той неделе было дело, а нонче господин полковник не изволили звонить, — ответил хорунжий.

Краснов чуть скривился:

— Сколько можно повторять: племянник произведен в генерал-майоры вермахта! А ты по старинке все зовешь его полковником. Не брякни этого при Семене.

Семен был единственным оставшимся в живых близким родственником Краснова, к тому же единомышленником, верным делу освобождения России от большевиков. Начальник личного конвоя главнокомандующего вооруженными силами юга России барона Врангеля во время его отплытия из Крыма на крейсере «Генерал Корнилов», Семен Краснов долгие годы состоял членом «Российского общевоинского союза» и других белоэмигрантских организаций. Позже, уже в Париже, при содействии оккупировавших Францию немецких властей он был одним из заправил «Комитета по делам русской эмиграции». На Семена Краснова можно было смело положиться, что генерал и делал, хотя приходилось частенько оплачивать его счета. Последнее время Семен, правда, не очень частый гость у дядюшки, звонить и справляться о здоровье и то забывает. Поднялся, как говорят, «на волну», позабыл, что в тридцатых годах был вынужден во Франции не брезговать профессиями грузчика, водителя такси.

После завтрака генерал прошел в прихожую, и Егорычев услужливо подал шинель.

— Станут звонить — скажешь, что вернусь к обеду.

Хорунжий отворил тяжелую дверь подъезда, и Краснов вышел на улицу под колючий и мелкий дождь. Был вторник, а по вторникам старый русский генерал отправлялся на прием к начальнику русского отдела германской контрразведки господину Эрвину Шульцу. Это стало для Краснова неписаным правилом с 22 июня 1941 года.

«Опять может случиться, что без толку проторчу в коридоре, — подумал Краснов. — Опять Шульц не соизволит принять, как это было на прошлой неделе, и месяц, и два назад. Впрочем, не стоит показывать неудовольствия».

Он поднял воротник и взмахом руки остановил такси.

На тихой Фридрихштрассе, в доме 22 с высокими потолками и деревянными панелями, Краснов попросил дежурного секретаря записать его на прием к герру Шульцу и занял место для посетителей в коридоре на диване.

«Мое счастье, что аудиенцию ожидаю у немца, — невесело подумал генерал. — Было бы обидно просиживать у дверей, скажем, Завалишина. Офицеришка в армии Врангеля, позже рядовой переводчик на заводе „Демберг“, а — вишь-ты! — вознесся до заместителя начальника русского отдела! Забыл об уважении к старшему по званию. Чему его только учили? В девятнадцатом посчитал бы за честь для себя услужить мне…»

Находиться в роли просителя было не очень-то приятно, но Краснов отличался терпеливостью и сдержанностью. Этому его научили армейская служба и многолетняя жизнь в эмиграции.

Генерал чуть повел головой, словно его тронул нервный тик, и остановился взглядом на портрете фюрера, который занимал весь простенок. На портрете Гитлер был в своем неизменном строгом коричневом пиджаке с Железным крестом 1-й степени.

«Был ефрейтором, а ныне глава государства, да еще какого!» — откровенно позавидовал фюреру Краснов.