Особо опасны

— И они все втроем внутри?

— Да.

— Интересно, — протянула Елена.

Ладо вот было совершенно неинтересно, напротив, смертельно скучно. С ним рядом сидели четыре наемника, mujadosбез документов, безжалостные убийцы, которых невозможно отследить и которые еще до восхода солнца могут спокойно вернуться к себе в Мексику. А эта троица напилась и обкурилась — возможно, такой прекрасной возможности завалить этого их верзилу с походкой убийцы им еще не представится…

— Я могу прямо сейчас все провернуть, — предложил он.

— Что, и девчонку тоже? — спросила Елена.

Молчание Ладо было ей ответом.

82

Такая же неловкая тишина воцарилась и в доме Бена, куда друзья вернулись после гулянки.

О все никак не могла решить, чем же (и с кем же) ей заняться.

Взяв инициативу на себя, Бен вытащил секс-травку.

Вкусную, влажную, с землистым ароматом. Травку для потрахушек.

С одной затяжки твой цветочек покроется росой, а с двух ты и вовсе потечешь ручьем-рекой-океаном, набухнешь и вознесешься ввысь, будешь метаться и рыдать в голос. Заплачут твои глаза, заплачет твоя дырочка, даже соски и те бы заплакали, если бы могли, настолько тебе кайфово. Так эта травка действует на женщин. А мужчины…

Мужчина после нее превращается в один сплошной стержневой корень.

Этот в поисках света и солнца прошибет даже толстый слой асфальта. Стояк такой, что даже страшно, при этом совершенно нескончаемый. Ты все хочешь и хочешь, и каждая клеточка тела превращается в пульсирующий источник наслаждения, и когда она касается всего лишь твоего чертового колена, ты не в силах сдержать стон.

Знаменитая секс-травка от Бена и Чона, на совести которой было больше оргазмов, чем даже у Джонсона&Джонсона, производящих интимную смазку.

Неудивительно, что мексиканцы захотели наложить на нее лапу.

Эта травка всем нужна.

Дашь ее папе римскому, и через пять минут он начнет метать с балкона презервативы прямо в руки тысячам его благодарных обожателей, призывая не стесняться и брать побольше. Бог есть добро, идите трахайтесь. Бог есть любовь, получайте удовольствие.

О затянулась всего пару раз.

ОМГ.

О мой всемогущий охренительный Господь!

Кайф.

Чон тоже приложился к косячку. Он остановился на одной долгой затяжке, но ему и этого было достаточно. Они с О растянулись на кровати. Чон лежал позади О, которая затянулась еще раз и передала косяк Бену. Тот прикончил сигарету, и все поняли — рубеж пройден. Это не просто финальная затяжка, это принятое решение. Они молча согласились с тем, что готовы перейти границы.

Все трое почувствовали это.

О лежала между ними — центром и переходником их тройственной любви.

Торопиться им было некуда, и каждое медленное осторожное движение сводило с ума. Только на то, чтобы спустить с плеча О лямку платья, Чону понадобилось чуть ли не тридцать семь минут, а О уже готова была кончить. На ней был прозрачный черный бюстгальтер, и он добрых пять лет поглаживал ее по груди кончиками пальцев, наблюдая и чувствуя, как твердеет ее сосок, от возбуждения готовый прорвать ткань, словно росток, рвущийся к солнцу весной. Наклонившись, О расстегнула проклятый лифчик (Мистер Горбачев, снесите эту стену! [40]) — если она не почувствует кожей его руку на своей груди, то просто взорвется, — и как только Чон к ней прикоснулся, на нее обрушился первый оргазм. Чон прижался губами к ее соску, и она кончила снова. Комната перед ее глазами закружилась и заиграла невероятными цветами.

Когда же он спустился пониже и, раскрыв ее цветок пальцами, проник в нее языком, мир вокруг окончательно сошел с ума. Такие ласки были совсем не в духе Чона. Обычно он сразу переходит к делу. Но сегодня он никуда не торопился и, поглаживая пальцем бугорок ее клитора, что-то тихонько и довольно напевал прямо в ее глубины (Маленькая мисс Эхо), а О в ответ стонала, плакала, вскрикивала, извивалась и кончала, кончала, кончала (О!). Перевернувшись, она стащила с Чона джинсы, схватила его член и вставила его в себя (где ему самое место).

Бен же поглаживал ее по спине. Медленно проводил пальцами вверх и вниз, оглаживая округлый зад, ласкал ее бедра, коленки, лодыжки и затем вновь поднимался вверх.

Изощренная, утонченная ласка.

— Я хочу вас обоих, — сказала О. — Хочу двух моих мужчин.

Протянув назад руку, она нащупала теплый и твердый член Бена. Твердый, как сосна, нет, как дуб, нет, как сандаловое дерево — сладкое, ароматное, священное сандаловое дерево, и О показала, где она его хочет. Обжигающая и вызывающая дрожь сталь Чона уже была в ней, но она все равно чувствовала пустоту. Тут сзади к ней прижался Бен и, преодолев секундное сопротивление, вошел в нее. Теперь оба ее мужчины были в ней (где им самое место).