Особняк на Соборной

«Еще откинется во время допроса!» – думал Ежов, когда ему предлагали слегка поднажать на узника. Уж кто-кто, а Ежов хорошо знал, что такое в их ведомстве «слегка», к тому же тюремный врач доложил кар диограмму Миллера и свое заключение по ней, которое ничего хорошего не обещало.

– Да-а, что-то не так идет! – размышлял крохотный карлик, с большущими звездами, придумывая выход из создавшегося положения. Но дело закончилось проще некуда – Ежова постановлением Политбюро сняли, а пришедший ему на смену Берия сделал вывод, что тягомотину с Миллером надо немедленно кончать – время упущено, старик крайне плох, люди с ним возятся, а другие дела стоят. Свои соображения он доложил Сталину:

– Если Миллер даже заявит сейчас, что у нас он оказался добровольно, вряд ли кто поверит. Слишком большой срок минул для уверенной легализации.

Сталин помолчал, подумал, и вяло махнул рукой:

– Делай, как знаешь…

Вернувшись в свой кабинет, Берия написал на именном бланке:

«Только лично. Начальнику внутренней тюрьмы ГУГБ НКВД СССР тов. Миронову.

Приказываю выдать арестованного Иванова Петра Васильевича (номер содержания 110) коменданту НКВД СССР тов. Блохину. Народный комиссар Внутренних Дел СССР Л.Берия».

Беглый взгляд на календарь, потом на циферблат напольных часов – они отстукивали начало новых суток – 11 мая 1939 года.

Когда я увидел этот документ – ахнул! В тот день мне исполнилось от роду два года. Потом удивление стало еще больше – первый месяц моего пребывания на этом свете (11 июня 1937 года) отмечен еще «краше» – казнью маршала Советского Союза Тухачевского, командармов 1-го ранга Якира и Уборевича.

Мама дорогая! Что ж за время такое окаянное ты выбрала, чтобы родить меня? Позже понял – все времена были сильно проклятые. Отец мой, например, рожденный в 1908 году возле Белой Глины, там, где полегла «сотня юных бойцов из буденновских войск», там, где все детство его проскакали туда-сюда, размахивая окровавленными шашками: белые, красные, зеленые. Там, где потом раскулачивали, коллективизировали, стреляли из обрезов, жгли полупустые колхозные амбары, жестоко голодали, а затем судили «врагов трудового народа» под крики – «Собакам собачья смерть». Там, где позже грохотали танковые армады Клейста, где и сегодня плугом можно вывернуть ржавый снаряд, а то и бомбу, так вот там до внучат доживал один (только один!) из десяти родившихся хлопцев, к тому же насквозь простреленный, контуженный, больной, нередко выживший из ума от избытка жизненных впечатлений.

Кстати, не минула та участь подслеповатого и всесильного Лаврентия. На исходе дня 11 мая 1939 года ему положили на стол донесение:

«Совершенно секретно. Единственный экземпляр. Акт. Приговор в отношении Иванова Петра Васильевича (№ 110), осужденного военной коллегией Верховного Суда СССР, приведен в исполнение в 23 часа 05 минут. В 23 часа 30 минут сожжен в крематории в нашем присутствии.

Комендант НКВД Блохин, Н-к внутренней тюрьмы ГУГБ НКВД Миронов».

Кто-то из этих двух и расстрелял несчастного Евгения Карловича. Кто – сейчас трудно сказать, но один из них – это точно… Скорее всего, Василий Блохин. он лет на двадцать старше Александра Миронова, а по жестокой нахрапистости и угодливой энергичности, равных вообще не имел. Стрелял еще с гражданской легко и просто, без всяких угрызений. Подумаешь, одним классовым врагом меньше!..

Обыск в Париже

Василий Михайлович Блохин оказался для карательной системы того времени редким счастливцем. Имея образование в пределах двух классов церковно-приходской школы, дослужился до генерал-майора с широкой панелью военных наград, хотя вся боевая деятельность проходила в здании Лубянской площади. После смерти Сталина его тихо, от греха подальше, спровадили на пенсию, а через пару лет, не дождавшись «разоблачающего» доклада Хрущева, сам отошел «в лучший мир», словно по закону парных случаев – тоже в день своего шестидесятилетия. Странно, но именно по этому факту его долго помнили в среде старых чекистов. А вот с Александром Николаевичем Мироновым, пятнадцать лет верой и правдой «отбарабанивший» начальником внутренней тюрьмы НКВД (причем в самые горячие времена), дело сложилось уж совсем загадочно. Он исчезает с поста через несколько дней после смерти Сталина, сразу после того, как сформировали новое правительство, где в руках Берии оказались НКВД и выделенное из него новое ведомство – КГБ, причем исчезает бесследно. Вот так – был человек и нет его! Умер, казнен, утоплен, зарезан, удавлен, отравлен, сбежал – никто не помнит, никто не знает, а главное – и не спрашивает.