Особняк на Соборной

– К сожалению, это никак невозможно. Во-первых, я не готов, во-вторых, я привык совершать путешествия с семьей, а на такие расстояния всегда поездом, – Антон Иванович, тоном и жестом подчеркнул категоричность отказа, что еще больше возбудило Скоблина. Деникин уже понимал, что гость мучительно ищет решение и совсем не исключено, что попытается найти его в самом крайнем выражении. Тогда он вряд ли сможет противостоять полному сил сорокалетнему мужчине, глаза которого (он чувствовал) наполнялись тревожным раздумьем: – Что делать? Что делать? Деникин неспеша поднялся, подошел к двери и распахнул ее. В соседней комнате натирал полы огромный человек, одетый (прямо на могучее полуголое тело) в холщовый рабочий халат. Большая кудлатая голова, борода лопатой, поперек левого глаза перетянута черная повязка. Скоблин узнал его – это был Павлиныч, донской казак, прошедший все войны вместе с Деникиным. В бою под Тихорецком он был тяжело ранен шрапнельным осколком и поправился только благодаря усилиям командующего, поручившего Павлиныча лучшему ростовскому окулисту профессору Шустерману. Казак служил потом при штабе в должности полезного человека на все случаи жизни, обожал и часто нянчил крохотную Маринку. Злодейские планы Скоблина враз рухнули. Павлиныч в случае насилия просто переломил бы ему хребет. Ну, а оружие доставать бессмысленно, выстрел сразу бы привел к нему. Скоблин надел пальто, галоши и торопливо попрощавшись, сбежал по лестнице…

Слух о ежовских намерениях до Сталина таки дошел. Нарком, в присутствии Председателя Совета народных комиссаров Молотова, путано стал объяснять свои действия по похищению Деникина.

– А зачем? – спросил вождь.

– Я полагал, товарищ Сталин, что классового врага такого масштаба надо публично судить и примерно наказать.

– Зачем? – еще раз спросил вождь и, пожав плечами, вопросительно посмотрел на Молотова. Тот вступил в разговор:

– Позвольте, Иосиф Виссарионович, я объясню товарищу Ежову то, чего он не может или не хочет понять?

Сталин согласно повел рукой. Молотов скрипучим голосом назидательно начал:

– Почему вы решили, что похищение Деникина добавит нам авторитета на международной арене. Да, он недруг нашей страны… Я хочу подчеркнуть – недруг, но уже не активный враг. Для того чтобы уничтожить его, совсем не нужно тащить сюда. Кого мы будем судить – больного старика, к тому же отца и единственного кормильца малолетней дочери?..

– Ваше усердие, товарищ Ежов, – вступил в разговор Сталин, – может изрядно навредить репутации большевиков. Нам нужен искренне раскаявшийся человек, а не объект для судилища… Тем более, Вячеслав Михайлович прав – над кем? Над старой развалиной, пригодной разве что для кресла-качалки. Как о нас после этого будут говорить в мире… А нам сейчас это уже далеко не безразлично. Вы займитесь злобным и активным врагом, а как он сюда попадет – это уже ваш вопрос. Я повторяю, нам нужен публично повинившийся враг, который сам, запомните, сам, по собственному желанию, приехал в СССР…

Информация о попытке похищения Деникина прошла в Москву через Шпигельгласа. Это будет стоить ему жизни – поганый карлик все припомнит. Его расстреляют в той же тюрьме, где будет сидеть похищенный им Миллер, только чуть раньше.

А пока снова Париж. Колесный прогулочный пароходик, забавно шлепая плицами, огибал Нотр-Дам. Шпигельглас и Скоблин расположились на корме. Осень в Париже только разгоралась, но огромные листья каштанов уже мелькали на воде. Шпигельглас прикурил от кремневой зажигалки и подставив лицо прохладной волне воздуха, сказал:

– Все произойдет завтра. В полдень, как условились, я вас буду ждать… Ваша задача убедить объект, что немцы сильно заинтересованы в контактах и будут оговаривать финансовые условия сотрудничества…

Попрощались на причале сдержанно. Шпигельглас остановил такси. Рядом с водителем сидела большая черная собака. Так принято в Париже – пассажиров брать только на заднее сидение. Собака слегка заурчала.

– Тубо, заткнись! – тихо по-русски сказал шофер.

– Наверняка бывший корниловец, – усмехнулся про себя Шпигельглас.

Скоблин не учел одного. Миллер накануне встречался с Деникиным и тот крайне осторожно (он всегда был слишком осторожен, что еще в России, в знаменитом письме-памфлете отмечал Врангель) высказал свои опасения насчет Скоблина. Миллер никак тогда не отреагировал, но дав согласие на встречу, оставил на всякий случай в канцелярии записку: «У меня сегодня встреча в 12 часов 30 минут с генералом Скоблиным на углу Жасмэн и Раффе. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе в Балканских странах Штроманом и Вернером, чиновником здешнего немецкого посольства. Оба хорошо говорят по-русски. Не исключено, что это ловушка. 22 сентября 1937 года. Генерал-лейтенант Миллер».