Подкравшись к костру, обнаружил легковую машину ГАЗ-А, который фаэтон, и двоих мужчин у костра: один, по виду, из начальства – вёл себя по-барски; другой, видимо, водитель – суетился много. С такими нотками подхалимства, которые обычно появляются у тех, кто долго личным водителем у высокого начальства работает. Двое эти уже поужинали и готовились ко сну. Начальник ругал водителя – они пропустили нужный поворот, и ночь застала их в дороге. Хорошо хоть есть, чем перекусить и на чём переночевать.
Дождавшись, когда они затихнут – костёр к тому времени уже погас, только угли краснели, – и подкравшись, я нанёс два удара, отправив двоицу в более глубокий сон. Дальше быстро раздел их и из двух комплектов подобрал себе одежду: брюки и кожаная куртка с водителя, с него же сапоги – мой размер, с толстяка-начальника – свободная рубаха и кепка. Документы им оставил, но все наличные деньги забрал. Особенно солидная пачка была у пузана, видимо за что-то расплачиваться вёз. При нём была квитанция на получение этих денег из кассы колхоза. У него же обнаружился наган с сильно потёртым воронением и, похоже, давно не чищенный. Я, пока доедал остатки их ужина, изучил его, раздув угли. Патронов к нему три десятка нашел.
Еду я всю подмел, ну и накрыл бедолаг одеялами, чтобы ночью не помёрзли, запустил двигатель машины и погнал прочь. До утра проехал километров двести, пока бензин не закончился. Когда машина начала дёргаться – мотор заработал с перебоями, – свернул в сторону рощи и загнал ее на опушку. Замаскировал машину ветвями – хорошо, топорик в машине нашёл, потом убрал в вещмешок со всякой мелочёвкой, что нашёл у хозяев техники. Ушёл от машины в сторону и, накрывшись курткой, вскоре уснул. Я уже разобрался, где нахожусь: до Москвы километров пятьдесят осталось. А везли нас по железной дороге на Ярославль.
Выспавшись, я открыл глаза. Пока всё тихо. Прогулявшись до машины, которую так и не обнаружили, обновил маскировку и, уйдя на другую сторону рощи, поискал водоём, но не повезло. Так что стал ожидать наступления темноты. С моей небритой рожей, которую покрывали синяки разной степени свежести, выходить к людям явно не стоило. Так что только ночью. А как стемнело, побежал по дороге дальше. План дальнейших действий у меня уже сформировался, ему и буду следовать. Однако просто так уйти в свой мир я не мог, совесть офицера и контрразведчика не позволяла. В наркомате НКВД знакомых у меня хватало, где они жили, я знал, вот и собирался повстречаться с кем-нибудь из них и передать информацию. Немного, что я там успею за сутки, но хоть что-то, а потом – портал и родной мир. Вот такой у меня был план, а подробностей попутно доработаю.
Чувствовал я себя всё так же плохо, когда еще восстановлюсь, но времени было мало, середина августа, а столько нужно успеть. Поэтому и двигался я фактически бегом, и к утру, когда светать начало, рассмотрел всё же вдали окраину столицы. Тут уже прятаться пришлось, вокруг Москвы воинских частей хватало, три поста на дороге обошёл полями – просто повезло, что не засекли, – а мне ведь в саму столицу как-то пробраться нужно. По дороге мне два села и три деревни встретились. В одной я припасов и пополнил: нашёл там столовую колхозную, вскрыл окно и набрал припасов из кладовки. Заодно заглянул в кабинет директора, или заведующей столовой – не знаю, кто там у них главный. Добыл писчих принадлежностей, чистую книгу учёта и две чистые тетради – больше ничего ценного там не обнаружилось. Пригодится, чтобы свои воспоминания выложить. На слух особой надежды нет, что мой собеседник всё запомнит, а тут хоть что-то останется.
Выспался я в кустарнике на берегу речки, проснулся часа в четыре дня – часы у того начальника, у которого машину угнал, трофеем прибрал, теперь они у меня на левой руке тикают. Позавтракав, я устроился в кустах и, подложив книгу учета в жёстком переплёте в качестве столика, стал заполнять тетради. До наступления темноты успел заполнить только одну, описывая все известные мне сражения, особенно про блокаду Ленинграда дал развёрнутую информацию с количеством погибших от голода; все крупные поражения советских войск, почему и из-за кого они произошли. До сорок четвёртого года дошел в записях. Дальше смысла нет, если в них поверят, изменения пойдут и ничего похожего не случится, я это знаю по миру, где Вячеслав повеселился. Надо же, до полковника дослужился, трижды Герой Советского Союза. И ведь за дело. Больше сотни сбитых.
Когда стемнело, покидать своё укрытие я не стал, а, искупавшись в речушке, сделал холодный компресс на лицо – нужно как можно быстрее свести синяки. С ними в город заходить не стоит, мигом внимание привлеку. У меня есть запас продуктов на пять дней, две тетради и журнал, так что займусь составлением мемуаров для наших. Ну, почти наших. Да нет, ни хрена, наши в других мирах остались. Однако помочь всё же нужно.